Уже вскоре после публикации значительные отрывки из моих работ нашли место, например, в солидном издании МГИМО
«Россия и Европа. Эпоха Наполеоновских войн» (М., 2012). Его авторы акцентировали именно мою точку зрения относительно влияния присоединения России к блокаде Англии (с. 134). Вообще же я должен заметить, что коллеги, поддержавшие мои выводы, со временем только утвердятся в этом своем суждении. Как легко проверить в открытых источниках, я еще ни разу не ошибался в прогнозах политического и социального свойства — и могу иметь смелость утверждать: именно за моим видением и общей концепцией событий эпохи 1812 года — будущее.За эти годы СМИ России и Европы проявляли немалый интерес к моим публикациям. Среди прочего упомяну интервью прославленной французской газете «Фигаро»103
и ряд материалов в авторитетнейшем политическом еженедельнике «Коммерсантъ-Власть» (см. в разделе библиографии). Кроме того, я с успехом выпустил на ТВ 7-серийный авторский документальный фильм «Правда о войне 1812 года» (ТВ-КП, 2012 г.) и прочитал ряд лекций на телеканале «Дождь» (об этом и других выступлениях подробнее — см. в разделе, посвященном библиографии).Нашлись, конечно, и те, кого моя книга и статьи заставили понервничать и сделать много подлостей и глупостей. Как правило — это маргиналы, не являющиеся профессиональными историками, а также отдельные сотрудники музеев, которым мои публикации помешали продолжить безнаказанно и комфортно внедрять пошлейшую пропаганду среди наивных посетителей. Кроме того — функционеры от науки, которые боятся за свои кресла и гранты. Но чаще всего злобствование объясняется банальной завистью. Вообще, как вы скоро узнаете, зависть
в качестве симптома и явления — одно из краеугольных для сюжета данной книги. Однако никто из них — ни единый человек — так и не опубликовал серьезного критического разбора моей книги: ибо для этого нужны огромные знания, а вот они, как раз, воспрепятствуют критике моих выводов.Надо сказать, что мои выступления на конференциях в МГУ, в Центре экономической истории МГУ и тем более монография (
Поскольку я учился на кафедре Новой и новейшей истории стран Европы и Америки, местные сидельцы-старожилы забеспокоились. Моим научным руководителем была Е. И. Федосова (дочь уже упоминавшегося бывшего декана исторического факультета И. А. Федосова). Давным-давно (еще до моего рождения) она опубликовала небольшую книжку (по итогам диссертации) «Польский вопрос во внешней политике Первой империи во Франции» (М., 1980, 210 с.), которая в общем ничего нового науке не сообщала, а ко времени моего студенчества Елена Ивановна как-то уже совсем отошла от исследовательской деятельности (хотя по моей просьбе выступила на одной из организованных мной научных конференций с докладом по теме той же старой диссертации). К тому времени я уже имел опыт публикации научных работ, свой стиль: поэтому в нашем общении мы никогда не затрагивали тему собственно «научного руководства». Характер у Е. И. Федосовой был мягкий, и руководство кафедры не надеялось, что она сможет на меня как-то повлиять (мой характер был уже всем известен с первого курса…).
Важное положение на кафедре тогда занимал профессор Владислав Павлович Смирнов (1929 г. р., Кинешма): тема его диссертации 1972 г. была весьма «своевременной» и выгодной для своего времени: «Движение Сопротивления во Франции. 1940–1944 гг.» (его научный руководитель — Н. Е. Застенкер). Так вот, специалист по партизанской войне В. П. Смирнов придумал «зайти с тыла» — и позвонил известному исследователю дипломатии эпохи Наполеона, профессору В. Г. Сироткину, который преподавал в Дипломатической академии МИД России и числился уже моим соавтором по паре статей. Не в пример Е. И. Федосовой Владлен Георгиевич Сироткин был человеком с энергичным характером, веселым и с нервическим гонором. Человек невысокого роста, с давней плешью и хитрым взглядом, товарищ В. П. Смирнов, позвонил вечером коллеге и попросил:
— Будьте добры, надо как-то повлиять на Евгения: его публикации сейчас очень несвоевременные и шумные, у нас ведь гранты и вообще… Только я вас умоляю: ни слова не говорите Понасенкову о моем звонке.
— О чем речь, естественно, — ответил Владлен Георгиевич — и тут же позвонил мне: