Первая невеста чернокнижника

Нежданный гость уверенно направился к столу напротив камина, напрочь проигнорировав, что он занят. На грязном полу оставались влажные следы от сапог, но через секунду испарялись эффектным дымком. При приближении мага семейство, мирно вкушающее похлебку под тихое потрескивание горящих в камине поленьев, вкушать перестало и дружно схватило тарелки (сразу видно слаженную командную работу), а глава династии, не сводя с Макса опасливого взгляда, стряхнул со столешницы в пятерню хлебные крошки.

Когда чернокнижник усаживался, то стол даже вытирать не пришлось.

— Можно посох постоит в уголочке? — вежливо уточнила я у хозяина, прикидывая, куда бы притулить осточертевшую палку, чтобы она не мешала посетителям.

— Как пожелаете, — испуганно попятился владелец.

Пока я шлепала по обеденному залу к камину, он следовал за мной по пятам. Наверное, даже стул бы отодвинул, как вышколенный официант, но стояли скамьи.

— Какого питья принести, господа маги? — уточнил он.

— Хочу вишневого шикера, — объявила я. — Не знаю, что это такое, но его почему-то все заказывают.

— А вишневого нет, — испугался хозяин, — только травяной.

— Несите какой есть, — согласился Макс.

Скорости, с какой нас обслужили, позавидовала бы самая известная в мире бургерная, где вообще-то бутерброды готовили в мгновение ока. Вместе с миской рагу и кусками хлеба грубого помола принесли глиняную бутыль с длинным горлышком.

— Наш лучший шикер, — объявил хозяин, вытаскивая пробку.

Напиток оказался темного цвета, с густым пряным ароматом, отчаянно похожим на запах «Рижского бальзама», обожаемого моей бабушкой. Жуткое питье, да простят меня ценители. Пригубив шикер, я так и заявила, мол, какая же гадость эти ваши напитки магического мира. От того, с какой жадностью Макс опрокинул стаканчик, меня передернуло.

— Хороший шикер, — просипел он, прихлебнув ложкой рагу прямо из общей миски.

— Если захотите бира или машкэ, то зовите, — кажется, хозяин мысленно перекрестился, что сумел удовлетворить вкус странных клиентов (откуда ему знать, что вкус у нас невзыскательный).

— Уважаемый, — остановил его чернокнижник.

На глазах у почти опустевшего за несколько минут зала он протянул руку. От раскрытой ладони заструился алый свет, в воздухе запахло паленым, а на краю деревянной столешницы начал проявляться выжженный знак Кернов. У хозяина алчно блеснули глаза.

— Вместо платы, — кивнул Макс, сжимая кулак, но я заметила, что по рисунку на ладони скользили красноватые искры.

— Благодарю, господин чернокнижник, — отвесил очередной поклон «уважаемый».

Едва мы остались вдвоем, я спросила:

— Что означает этот знак?

— За помощь он сможет рассчитывать на любую услугу от меня, — пояснил Макс и снова опрокинул стопку тикера.

— А если он захочет кого-нибудь проклясть на смерть?

— Так тому и быть.

Я не нашлась чем ответить. Глянула на стаканчик. В глянцевой поверхности отражалось мое крошечное искривленное лицо.

— Я пью «Рижский бальзам», оплаченный человеческими душами, но от этого он не становится вкуснее.

Залпом я проглотила напиток и крякнула от его крепости.

— Шикер — коварный, — заметил Макс. — От него легко опьянеть.

— Да брось, — высокомерно отмахнулась я. — Ты никогда не жил в студенческих общежитиях нашего мира. Поверь, мне этот ваш шикер как лимонад.

В следующий момент зал постоялого двора поплыл. Перед глазами потемнело. Раздался громкий стук, и только спустя пару секунд я осознала, что просто ударилась лбом о столешницу, отрубаясь благодаря местному алкоголю. Шикер оказался гораздо крепче лимонада.

Я проснулась от холода и попыталась натянуть одеяло. Оно оказалось очень мягким, подбитым изнутри мехом. С закрытыми глазами пошарила по гладкой ткани, с трудом продрала один глаз и немедленно выяснила, что закутана в чужой плащ. Слава богу, что хотя бы на платье, а не на голое тело. Потом обнаружилась еще одна странность: на другой половине кровати (не сказать, чтобы очень широкой) спокойно спал Макс, а между нами лежал… посох.

Предполагаю, что с чернокнижником мы по-братски поделили матрац из-за отсутствия свободных номеров на постоялом дворе. Обычно во хмелю во мне просыпалось крайне вредное и опасное человеколюбие, так что я наверняка посчитала жестокостью укладывать мужика на ледяной пол, когда изо всех щелей, особенно из щели под дверью, страшно сквозило. Но что, черт возьми, в кровати делал посох? Я его прихватила вместо плюшевого зайки? Или на тот случай, если вдруг придется отбиваться от пьяных поползновений сексуального черного мага? Что за нежданное проявление девичьей скромности?

— Своим деятельным сопением ты разбудишь даже мертвого, — сиплым ото сна голосом, не открывая глаз, пробормотал он.

— Почему у нас в кровати посох? — немедленно вопросила я, пока от догадок не лопнула похмельная голова. Господи, из чего они делают свой шикер, если после единственной рюмки меня мучило похмелье, как от половины бутылки виски?

Макс повернулся на бок, подпер взлохмаченную голову рукой и усмехнулся:

— Все-таки ты очень странная женщина. Почему ты не спросишь, что в этой кровати делаю я?