Первая печать

– Ты будто мысли читаешь, – проговорила девушка, смущенно опустив глаза. – И с толпой тоже легко справился, рассказав, что может случиться, если тебя… – Она осеклась, потому что грешник вдруг рассмеялся, и в его смехе послышалось металлическое эхо – дьюс тоже развеселился. Ее смущение достигло предела, словно море во время высокой воды, и подходящих слов для того, чтобы выразить чувства, не нашлось.

– Фиоре, – произнес Теймар, перестав смеяться, – ты ведь не можешь не понимать, что совет не доверять грешнику возник не на пустом месте? Он ведь просто обязан иметь под собой какое-то основание.

– Да, но ведь ты сам говорил…

– …говорил, что не лгу. Верно. Но если я солгал? – Она ошеломленно уставилась на своего странного спутника. – Всегда ли для обмана необходима ложь? Правильный ответ – нет. Иной раз вполне достаточно истины… Да, мой дьюс, освободившись, разрушит город. Но для этого он должен именно освободиться – вырваться на волю самостоятельно или при помощи того, кто сломает связывающую нас печать. Если же меня убьют, он преспокойно отправится к себе в иномирье! Заметь, я ни разу не сказал, что моя смерть повлечет разрушение Эйлама.

– Теймар, да ты просто…

– Поэтому тебе следует хорошенько запомнить одну несложную вещь, – продолжил грешник, не обратив ни малейшего внимания на ее возмущенный возглас. – Я не могу лгать, но и всей правды никогда не говорю, а люди… Что люди, впрочем? Они склонны обманывать себя без посторонней помощи. – Золотой взгляд вдруг сделался тяжелым. – Уж лучше не верь мне. Поняла? – Фиоре кивнула. – Вот и славно. Идем!

И они пересекли границу, ступив во владения фаэ.

* * *

«Иди к на-ам… к на-а-ам…»

Из-за тумана двое почти не видели друг друга и продвигались вперед – или, точнее, вниз – очень медленно. Теймар шел первым, тщательно выбирая тропинку, ведущую по крутому склону; однажды Фиоре удалось разглядеть, что его правая рука скользит по скале, плотно прилегая к сероватому камню с черными прожилками, и пальцы иной раз делаются длинными и узловатыми, словно корни какого-нибудь из здешних растений. Его рука врастала в скалу.

Девушка невольно порадовалась, что ее запястье он сжимает левой кистью.

«Сюда-а… скорее…»

Туманные фаэ были тут как тут, но грешник не солгал: их песни потеряли свое жутковатое очарование, утратили силу, и вскоре она уже обращала на них немногим больше внимания, чем на завывания ветра в невидимых скалах. Гораздо больше ее интересовал другой звук – негромкий, но отчетливый шорох где-то далеко внизу. Там как будто ворочалось что-то огромное, беспокойное…

– Море совсем близко, – сказал Теймар. – Ты, похоже, ни разу его не видела?

– В детстве, когда еще не появился туман… – ответила Фиоре. – Это было давно.

– А я вырос у моря. – Грешник вдруг остановился, прислонился к скале. Его голос казался то близким, то далеким. – В доме с белыми стенами и ярко-зелеными ставнями. Неподалеку росла апельсиновая рощица, а у самого порога чуть ли не весь год цвели алые цветы, которые прежний хозяин дома привез откуда-то с востока. Никто в городе не знал, как они называются, представляешь? Помню их запах – такой сладкий, медовый…

– А море?

– Оно было теплым. Мы жили на берегу лагуны, туда не заходили шторма – так, иной раз небо хмурилось, только и всего. Волны шелестели по золотому песку нежно, словно он был шелковым. По утрам на круглых камнях у самой воды всегда сидели фаэ и пели свои бестолковые песенки. – Фиоре вдруг показалось, что эту историю она уже слышала, и в тот же миг Теймар замолчал. Потом он произнес совсем другим тоном, сухим и жестким: – Впрочем, не верь мне. Я все это выдумал. Нет никакого дома на берегу, и красных цветов нет. У таких, как я, нет ничего… кроме собственной шкуры.

Он потащил ее за собой с такой силой, что Фиоре подумалось: если она споткнется и упадет, грешник не заметит и будет по-прежнему волочить тяжелое тело словно бездушную куклу. Девушка растерялась, затем рассердилась, но сделать так ничего и не смогла.

Туман рассеялся, и она увидела море.

В ее собственных воспоминаниях, равно как и в коротком рассказе Теймара, оно было совсем другим – ласковым и каким-то… нежным. Нежным, словно пушистая серая кошка. К такому фаэ можно было испытывать лишь светлые и добрые чувства, и Фиоре наконец-то поняла: именно они хранились в самом дальнем уголке ее памяти.

Но сейчас перед ней было совсем другое море: серая бескрайняя гладь, чей блеск наводил на мысли о стальном лезвии, способном нести лишь боль и смерть. От внезапно нахлынувшего ужаса Фиоре едва не задохнулась; она даже отступила на несколько шагов, но дальше отступить не сумела – подняться по скале без помощи Теймара ей было не под силу. Стоять на месте тоже оказалось опасно, потому что ноги постепенно погружались в серый песок. Пришла паника: «Он меня обманул! Заманил в ловушку!»

Тысяча глаз наблюдала за Фиоре из-под воды.

«Тебе не спрятаться! – пропели фаэ воздуха, принявшие облик вольно парящих серых перьев. – Ты наша, наша теперь! Навеки!»