Первая площадка (полигонные зарисовки)

Вся жизнь офицеров и их семей протекала внутри вот этой самой гарнизонной структуры. Про рядовых и сержантов срочной службы мы умолчим, поскольку это состав переменный, с ограниченным сроком пребывания в нашем гарнизоне.

Основной задачей нашей части было обеспечение работоспособности радиолокатора точного наведения и проведение испытаний в системе «А» по сопровождению и поражению головных частей баллистических ракет-мишеней, запускаемых по трассе Капустин Яр – Балхаш. Даже по современным понятиям это была сверхзадача, и офицерский состав испытателей, решавший ее, на полном серьезе осознавал свою значимость и государственное значение проводимых работ. Это, без сомнения, цементировало и сплачивало наш коллектив.

Но ведь была и вторая часть нашего коллектива – жены и дети офицеров. Кто и как должен был заботиться об их участии в этом процессе? На практике оказалось – никто и никак. Беда таких маленьких и заброшенных в дикую глубинку гарнизонов состоит в том, что семьи офицеров оказываются своеобразными изгоями при живых мужьях. И по-другому не бывает. Работы для жен офицеров нет, дошкольных учреждений для детей офицеров нет, школ тоже нет, мужья с утра до поздней ночи пропадают на службе (работе). И все это при очень невеликой зарплате. А что же есть?

Есть баня – одна на весь гарнизон (а это почти полтысячи человек), в которой один раз в неделю выделяется с утра два часа для помывки женщин, а после обеда – мужчин. Какой-либо сбой в организации помывочного мероприятия граничил с вселенской катастрофой. На памяти один случай. Командир (тот самый Александр Павлович) дал команду дежурному по части не пускать женщин на казарменную территорию, видимо позабыв, что все равно наступит суббота – тот самый помывочный день у женщин, а баня-то находится в казарменной зоне. И вот, стоя у гостиницы, мы наблюдаем такую картину. Александр Павлович в степи что-то рассматривают с заместителем по тылу, а к ним бежит человек пятнадцать женщин, каждая из которых одной рукой держит за руку ребенка, а другой прижимает к себе таз или шайку. Захватывающая картина! Что уж они командиру говорили, мы не слышали (далековато было), но он очень споро зашагал (почти побежал) во главе этой колонны в сторону солдатского городка и долго махал руками под носом у дежурного по части. Наверное, просвещал его.

Был гарнизонный клуб, в котором три раза в неделю показывали кинофильмы. На эти фильмы никто не ходил, поскольку все фильмы – барахло, которое снималось у нас в стране и которое не шло на «большой» экран, отправлялось в армию и показывалось в мелких армейских гарнизонах. Я до сих пор не могу понять, зачем это издевательство надо было распространять среди людей, и так обделенных возможностью общения с внешним миром (телевидения у нас в то время не было)?

Буквально пару раз за пять лет моего пребывания на Первой приезжал коллектив исполнителей с нашей центральной базы. На эти представления клуб набивался «под завязку», и было видно, насколько люди истосковались по таким встречам, человеческому общению.

Необходимо уточнить, что в части были три освобожденных офицера, которым должностными обязанностями предписывалось организовывать воспитательную и просветительную работу, в том числе работу с семьями офицеров и сверхсрочников. Это заместитель командира части по политической части, помощник его по комсомолу и начальник клуба. Казалось бы, немалая сила, но, увы, из-за профессиональной несостоятельности абсолютно неспособная направить жизнь семей офицеров в русло, согласованное с уровнем профессиональной деятельности их мужей и отцов.

И это не было какой-то специфической особенностью именно нашей части, это была, как мне представляется, всеобщая деградация и партийно-политической системы нашей страны, и организующей и направляющей силы нашего общества – компартии. Вывод может показаться очень жестким, но то, что он имеет право на существование, свидетельствуют события девяностых годов прошлого столетия.

Необходимо отметить, что на жизнь офицеров и их семей в сильной степени влияли климатические условия: невыносимая жара летом, когда температура зачастую повышалась за сорок градусов в тени, и страшный холод зимой с пронзительным ветром при температуре за тридцать градусов мороза (а подчас и сорок) изнуряли детей и женщин в большой степени, и они не всегда могли сдержать свои эмоции. Я думаю, что со стороны наших жен это был подвиг, подвиг самопожертвования, приносимый на алтарь Отечества нашего. К великому сожалению, этот подвиг так и остался неоцененным до сих пор. Думается, что жены, матери, которые переносили неимоверные лишения в далекой казахской пустыне, заслуживают оценки самой высокой пробы. Наш экспедитор Нина на грузовике в лютый мороз (на улице градусов тридцать и ветер под двадцать метров в секунду) выезжала в шесть часов утра, преодолевая заносы на дороге и рискуя застрять где-нибудь в сугробе и замерзнуть. А затем повторяла в обратную сторону этот же путь и возвращалась в часть часов в одиннадцать ночи на машине, груженной столь необходимыми продуктами питания. Разве это не подвиг?

Я с содроганием вспоминаю зимние поездки на центральную базу на нашем видавшем виды автобусе АП-4. Выезжали из части в шесть часов утра, а возвращались часа в три-четыре ночи. Пятьдесят километров дороги от бетонки до части автобус практически несли на руках. Дорога к вечеру обычно занесена, не проедешь. Приходится автобусу сворачивать в степь – там меньше снега. А дальше в течение пяти-шести часов толкать автобус по степи. Трудно было понять, кто кого везет: автобус нас или мы его. Как правило, в автобусе находились одна-две, иногда больше, женщины. Представляете, каково было им?

При всем этом я никогда не слышал, чтобы наши женщины жаловались на трудности своей жизни, хотя можно было иногда увидеть грусть и печаль в их глазах. Они, как могли, старались скрасить жизнь своих близких, с большой любовью и изобретательностью готовясь к празднованию Нового года и других государственных и семейных праздников. А это было совсем непросто. На полигоне существовал в то время довольно строгий «сухой» закон, в местном магазине, чуть зазевался, нечего купить, жди, когда привезут из центра. Выручала наша природная смекалка. Более опытные жены офицеров довольно быстро сообразили, что праздники без горячительных напитков – это не то, и наладили производство этих напитков на дому. Технология производства самогона известна с древних времен, поэтому повторить ее в наше время, как нам казалось, труда не представляет. Будучи холостяками, мы жили в гостинице и самогоноварением не промышляли. Не помню, кому из нас пришла в голову мысль попробовать к Новому году горячительное изготовить самим.

Проконсультировались у наших женщин (опыт надо использовать, чего тут велосипед изобретать), они передали нам оборудование, которое состояло из электроплитки, чайника и змеевика. Инструкция была весьма примитивной. Ставишь чайник на электроплитку, заливаешь в него брагу, на змеевик льешь холодную воду из-под крана и собираешь в посуду (например, бутылку) капающую из змеевика жидкость. Это и есть конечный продукт. До гениальности просто.

Решили организовать производство на троих: я, Витя Грошев и Коля Суханов. Нашли пятидесятилитровую флягу из-под молока, замешали в ней сахар с водой, положили, сколько нужно, дрожжей и поставили в теплое место бродить. Примерно через неделю процесс брожения пошел на убыль и пришло время гнать самогон. К нашему несчастью, мы с Виктором в этот день должны были ехать на совещание в центр, в связи с чем поручили ответственную стадию процесса провести Николаю.

Возвратились мы из центра уже поздно, в самом конце дня. Возвращение было не без приключений, которые, как правило, возникают на пустом месте. Вполне естественно – возникли они и у нас. Преодолев участок бетонной трассы (более восьмидесяти километров), на повороте в сторону Первой площадки мы встретили наш знаменитый видавший виды АП-4. Автобус вез офицеров, проживающих с семьями, на центральную базу, сегодня – это открытый город Приозерск, а в то время абсолютно засекреченный объект. Мы поговорили с отъезжающими в город, водитель автобуса предложил нашему водителю отлить ведро бензина, дорога, мол, тяжелая. Водитель нашего ГАЗ-69 отказался, заявив, что бензина у него достаточно и на сорок с небольшим километров грейдера хватит. Я на всякий случай спросил его – уверен ли он, что проблем с бензином не будет, водитель даже обиделся на такое недоверие. Попрощавшись с сослуживцами, мы потихоньку двинулись по заснеженной дороге в часть. Надо признать, что дорога была не ахти какой, но, как говорится, бывает и хуже. Короче, продвигались мы не то чтобы галопом, но уверенно и без пробуксовок. Вот уже впереди показались красные топ-огни нашей радиорелейной станции, а это означало, что мы почти дома. Такое замечательное ощущение всегда тебя охватывает, когда ночью, в стужу, в полной кромешной темноте едешь несколько часов и вдруг видишь впереди до боли ласкающие глаз красненькие огоньки. Все твои муки кончились, и тебя ждет горячий ужин, тепло семейного очага и ласковые, заботливые руки твоего самого дорогого и любимого человека на всем белом свете. На этот раз вышло все по-другому. Умные люди говорят: никогда не оставляй в работе частичку «почти», доводи дело до конца. Вот это самое «почти» чуть-чуть не сыграло с нами почти что роковую роль. Не успели мы издать радостный крик, увидев огни радиорелейки, как мотор ГАЗика протяжно чихнул и умолк навсегда. Попытки оживить его, естественно, результата не дали. История полигона не знала случая реанимации автомобильного двигателя без бензина, а его, как оказалось, в баке нашей машины не осталось вовсе. Итак, имеем сюжет: кромешно темную ночь, мороз градусов под двадцать пять, приличный ветер и занесенную снегом чуть пониже колен трассу – с одной стороны. А с другой – кучу железа в виде автомашины ГАЗ-69, груженной товаром и запчастями, и трех здоровых мужиков, которые по своей российской глупости попали в непросто дурацкую, а крайне опасную ситуацию. После недолго обсуждения принимаем решение: мы с Виктором идем пешком к радиорелейке и оттуда вызываем дежурную машину и тягач для буксировки нашего ГАЗика. Водитель остается у машины, сливает воду и ни при каких обстоятельствах не залезает в кабину машины – это верная гибель – замерзание. Одет водитель добротно: полушубок, валенки, шапка с подшлемником. Если будет двигаться, все будет нормально. Мы же с Виктором пошли в сторону таких долгожданных спасительных огней.