И в этом, без всякого сомнения, личная заслуга Степана Дмитриевича Дорохова. Думается, что любой специалист, прошедший суровую школу службы и работы на 10-м полигоне, вам это, не задумываясь, подтвердит. Прослужив на полигоне около пяти лет и познав его структуру, организацию работ, взаимоотношения различных категорий офицеров и служащих, могу засвидетельствовать, что человек, стоящий у руководства созданием с нуля этого гигантски сложного образования, достоин беспрецедентного уважения.
Несколько штрихов, характеризующих масштаб сложностей организации жизнедеятельности и производственных процессов на Балхашском полигоне.
Полигон занимал огромную территорию безжизненной пустыни Бекпак-Дала. Многие десятки тысяч людей, разбросанных по этой пустыне в больших и маленьких гарнизонах, обеспечивали проведение испытательных работ, сопряженных с пусками противоракет по баллистическим целям. Достаточно сказать, что задача уничтожения баллистических ракет в полете с помощью противоракет в тот период решалась впервые в мире. Необходимо иметь также в виду, что все это бесчисленное множество гарнизонов и гарнизончиков требовало постоянного обеспечения: поставки воды, продуктов, топлива, электричества и многого другого для обеспечения специальных работ, а также жизнедеятельности офицеров, солдат и членов семей. Достаточно сказать, что на все площадки (так называли гарнизоны) приходилось завозить годовой запас топлива – угля и дров. Объем перевозок был колоссальный. Все перевозки обеспечивал автомобильный полк – единственный в Вооруженных Силах Союза.
И этим всем хозяйством плюс спецработами управлял начальник полигона генерал Дорохов Степан Дмитриевич. Это был талантливый руководитель, потрясающе корректный человек, обладавший непререкаемым авторитетом. Я не знаю никого, кто не уважал бы этого генерала. Бросалась в глаза его интеллигентность и, естественно, абсолютное отсутствие хамства, удивительная человечность по отношению как к офицерам, так и к рядовым срочной службы. Наблюдая, как он держался даже в довольно неприятных ситуациях (а таких на полигоне всегда хватало с избытком), приходилось восхищаться его сдержанностью и умением сделать внушение за допущенные ошибки тем или иным командирам, не повышая голоса и не учиняя при этом разноса.
Запомнилось несколько таких курьезно-трагических случаев, которые были озвучены на одном из совещаний, которые проводил Степан Дмитриевич. Представьте себе совещание, на котором присутствует, наверное, человек сто. Начальник полигона подводит итоги за год. Поднимает одного из командиров частей, называя его по имени и отчеству. И задает ему ровным, но достаточно жестким голосом вопрос: «Уважаемый Николай Иванович, что это творится у вас в части? Неделю назад майор Иванов, будучи в нетрезвом состоянии, полез целоваться к верблюду. Тот плюнул майору в лицо: очевидно, верблюд не терпел запаха алкоголя. Ваш майор, со своей стороны, не смог оценить реакцию животного и покусал верблюда. Так, Николай Иванович, скоро всех верблюдов травмируют ваши офицеры. Прошу разобраться и доложить о принятых мерах». Ни разноса, ни оскорблений. Строго и сурово, но по человечески, по-отцовски. Я смотрел на подполковника, который стоя слушал внушение начальника, и мне его было по-человечески жалко. Он стоял красный как рак, и ему было до слез обидно получать этот выговор от столь уважаемого начальника.
И второй эпизод, который был озвучен на этом совещании Степаном Дмитриевичем. В такой же мягкой и уважительной манере он поднял (также по имени отчеству) начальника Майлисайской школы младших специалистов и произнес: «Уважаемый Дмитрий Николаевич, надо серьезно разобраться с тем, как и чему вы учите младших специалистов. Вчера мне докладывают, что один из ваших преподавателей – старший лейтенант Петров, возвращаясь с какой-то вечеринки, захотел передохнуть и ничего умнее не придумал, как выгнал из будки собаку и сам залез туда. Утром хозяин выходит, собака мерзнет на улице, а из будки торчат ноги старшего лейтенанта в рваных штанах – результат борьбы за место в будке. Как это все понимать, Дмитрий Иванович? У вас учебное заведение или гонители собак. Садитесь. Придется самым тщательным образом на месте разобраться с состоянием дел в этом учебном заведении». Смотреть на отчитанного начальника школы без сострадания было невозможно. И это было понятно всем, поскольку авторитет и уважение к генералу были фантастические. И получать от него столь трагикомические замечания было хуже всякого позора.
Мне много раз приходилось встречаться с генералом Дороховым – обычно на совещаниях, партхозактивах, конференциях и других мероприятиях. Особенно памятна встреча во время его приезда в нашу часть. Сам факт приезда начальника такого уровня в далекий гарнизон – это уже событие. А для меня, молодого главного инженера – заместителя командира части (мне тогда исполнилось едва 26 лет), это было событием вдвойне.
Вечером наш командир организовал в своем домике чаепитие, на котором кроме начальника полигона и его зама по политчасти присутствовало командование нашей части. Сразу скажу – спиртного не было. Был только чай. Очень много рассказывал Степан Дмитриевич про Великую войну, про своих знакомых деятелей искусства. Он очень многих знал лично и был очень интересным рассказчиком. Я не удержался и спросил его: правда ли, что он каждый день, и даже зимой, купается в озере Балхаш. Степан Дмитриевич улыбнулся очень доброй улыбкой и сказал: «Каждый день окунаюсь в прорубь и советую всем это делать». Потом, усмехнувшись с хитринкой, добавил: «Правда, вам далеко бежать до озера, но водой холодной обтираться можно и тут». Это была моя последняя встреча с начальником 10-го полигона генерал-лейтенантом Дороховым Степаном Дмитриевичем. Буквально через какое-то короткое время Степан Дмитриевич скончался. Смерть настигла генерала на трапе самолета, на котором он прилетел из очередной командировки. Как мне потом рассказывал знакомый хирург, который присутствовал при вскрытии, сердце генерала было ужасно изношено. Да это и неудивительно. Пройти все ужасы Великой Отечественной войны, становления такого громадного и в таких неимоверно трудных природно-климатических условиях полигона – никакого здоровья не хватит. Здоровья не хватило и Степану Дмитриевичу, но след в истории создания оружия будущего он оставил яркий и запоминающийся. Его детище – Балхашский полигон ПРО – пока еще живо, правда, в существенно ограниченных рамках. Полигон уже принадлежит другому государству, но многие его элементы носят имя Дорохова. Похоронен Степан Дмитриевич Дорохов на Новодевичьем кладбище в Москве. На его могилу всегда приходят сослуживцы 10-го полигона, которые в одной из школ Москвы организовали музей, посвященный нашему полигону, где есть много материалов и о первом его начальнике. Думается, память о первом начальнике 10-го полигона ПРО должна жить вечно в нашей стране. Это будет правильно и справедливо.
Как мне представляется, наиболее полно и объективно оценка профессии инженера-испытателя звучит из уст героя книги «Все остается людям» – генерального конструктора Владимира Николаевича. Вот как он оценивает эту профессию: «Мы ранее уже немного затрагивали эту важнейшую тему и пришли, насколько я помню, к обоюдному выводу, что на этапе испытаний фактически наступает момент истины. Образно говоря, многие годы тяжелейшей работы многотысячных коллективов спрессовываются в один миг нажатия кнопки "Пуск". У меня всегда перед этим моментом возникает картина, в которой отчетливо вижу, как многие сотни глаз в сильнейшем напряжении смотрят на экраны мониторов, следят за работой различных датчиков, компьютеров. Сотни людей на огромной территории страны и в Мировом океане, затаив дыхание, ждут. Ждут оценки своего труда, ждут оценки твоей состоятельности как генерального конструктора. Это трудно передать словами, это надо пережить самому. Я думаю, что васто не надо убеждать в этом, насколько я знаю, вы не один год работали испытателем и, наверное, не один раз переживали подобные ощущения, нажимая кнопку "Пуск".
В этом моменте сконцентрировано все: и корректность проектирования, тщательность конструирования и изготовления аппаратуры, глубина отработки программно-алгоритмического обеспечения. И больше всего нас беспокоит, как было обеспечено соблюдение на всех уровнях исполнения технологической дисциплины. Влияние этого фактора на конечный результат трудно переоценить, хорошо представляя специфику русского характера и жуткий дефицит времени при подготовке к испытаниям. Я мог бы привести массу примеров, когда получался отрицательный результат в очень дорогостоящих и сложнейших экспериментах из-за элементарных ошибок программистов или конструкторов.
Вот один из них. Кооперация в составе нескольких сотен предприятий готовила сложнейший натурный эксперимент, в котором участвовали два космических аппарата. Один аппарат уже был запущен, и необходимо было запускать второй. Уточнили параметры первого, и нужно было на основании этих данных внести корректировки в программу вывода второго аппарата. Эта работа выполнялась оперативно, и программист ошибся в одной константе, проще говоря, не ту цифру забил в программу. В спешке не заметили эту ошибку и по программе стали выводить спутник, но оказалось, что выполнить намеченную программу работ обоих аппаратов невозможно и исправить уже ничего нельзя. Результат нулевой, два космических аппарата фактически пропали, как говорится, не за понюх табаку, труд тысяч людей – «псу под хвост». И это из-за одной цифры и невнимательности одного программиста и безответственности главного конструктора, который должен был проверить результат работы подчиненного на земле, хорошо понимая, что в космосе уже ничего не поправишь.
Вот эти высокие требования к участникам подготовки испытаний, их проведению, анализу результатов сформировали особую категорию специалистов инженеров-испытателей, на плечи которых легла основная нагрузка по обеспечению объективной оценки характеристик представленных на испытания образцов техники и вооружения.
Посудите сами. Уровень решаемых задач, к примеру, по поражению баллистических целей был неизведанно запредельный. До сих пор задачи по обнаружению ракет (баллистических и перехватчиков) не решались, задачи наведения противоракет на баллистическую цель – также. Кроме того, впервые делались попытки обнаруживать и сопровождать на больших расстояниях искусственные спутники Земли, элементы сложных, разделяющихся целей, пытаться распознавать боевые части среди всякого рода сопутствующих и искусственно созданных элементов.
Эти задачи на уровне конца пятидесятых – начала шестидесятых годов, можно сказать без преувеличения, были на грани фантастики. Но это еще было бы полбеды, если бы мы были оснащены высоконадежной и современной техникой.
А что было в арсенале у разработчиков и офицеров-испытателей? Управляющая электронно-вычислительная машина на вакуумных лампах. В радиолокаторе точного наведения применен передатчик с мощным магнетроном, срок службы которого – десяток часов, приемные устройства, обрабатывающая и управляющая аппаратура – конструктивно выполненная в виде ячеек на полупроводниках.
А знаете, что собой представляли полупроводниковые приборы того времени? Так вот, если из 100 штук удавалось отобрать 2 или 3 прибора, удовлетворяющих требованиям, это считалось очень даже неплохим показателем.