Первая просека

— Мы уже обращались с таким призывом, — Платов потер лоб, — но приезжает очень мало. Да и кому ехать? Вниз по Амуру на сто километров всего шесть деревенек, половина из них нанайские. А нанайцы, как вы знаете, еще не научились разводить скот и выращивать овощи. Такая же картина и вверх по Амуру. Там десять деревень, но семь из них тоже нанайские, дворов по десять — пятнадцать. Все население округи в пять раз меньше населения Комсомольска. Остается один резерв — рыба. Запасов соленой кеты вполне достаточно до открытия навигации. Что же касается свежей рыбы, то в озере Болонь подо льдом видимо-невидимо толстолоба. С осени рыбаки перегородили Серебряную протоку, закрыли рыбе выход в Амур. Теперь толстолобы прыгают из прорубей, как из садка, весь лед озера, говорят, усеян ворохами этой великолепной, самой жирной на Амуре рыбы. Но для ее вывозки опять-таки требуется транспорт — сто километров не маленькое расстояние. У колхозов тоже нет лишних лошадей. Они мобилизованы в порядке гужевой повинности на лесозаготовки. Остается единственная надежда на Хабаровск.

В конце концов было решено в срочном порядке выявить всех шоферов и послать их в Хабаровск. Как только там будут получены машины, срочно грузить на них муку и пробиваться в Комсомольск. Ответственным за перевозку назначили Ставорского.

Большие разногласия вызвал вопрос о лесозаготовках. Члены комиссии предлагали укрепить Пиваньский участок, послав туда большой отряд отборных комсомольцев. Против этого категорически выступил Платов.

— Нужно создать свой, параллельный лесоучасток! — Он встал, как-то весь преобразившись: глаза его потемнели, на скулах выступил скупой румянец. — С самого начала необходимо придать ему характер, если хотите, штурмового батальона, идущего с единой волей — победить или умереть! Да, да, так именно и поставить задачу: если комсомольцы поймут всю глубину опасности — а о ней нужно честно и открыто сказать им! — они пойдут в огонь и в воду. Без их боевого энтузиазма мы ничего не сделаем. И пускай поведут их на штурм леса лучшие представители нашей партии, как водили в гражданскую войну в бой. А подчинять их руководству существующего лесоучастка, по-моему, заранее обречь дело на провал. Я знаю начальника лесоучастка — это негодяй и, по-видимому, саботажник. У него там, в Пиваньском озере, стоит баржа с овсом, зерна в избытке, оно разбазаривается, потому что никто не контролирует начальника, а когда мы попросили у него взаймы пятьдесят тонн — он даже разговаривать с нами не пожелал. Он окружил себя кулаками, а вы хотите, чтобы мы подчинили нашу прекрасную боевую молодежь этому прохвосту! Ни в коем случае! Свой отряд создадим — от рядового лесоруба и возчика до главного командира.

Решение было единодушным: завтра же объявить мобилизацию на штурм леса и назвать ее «поход за бревном обороны».

В комитете комсомола — настоящее столпотворение. В воздухе синим-сине от табачного дыма. Напрасно ругается, просит, требует Аниканов, чтобы не курили, — входят все новые и новые группы парней, и каждый с папиросой. Не перестают звонить телефоны. Помимо тех, кого намечено послать, в лес просятся добровольцы.

Аниканов занят комплектованием бригад. Перед ним список бригады Брендина, которая в полном составе мобилизуется в лес. В комнату набилась вся бригада, тесно окружив стол заворга. Лицо Аниканова раскраснелось, глаза блестят, на лбу пот. Андрей быстро пробегает глазами фамилии, окидывает беглым взглядом ребят, безапелляционно говорит:

— Создадим две бригады. Одной останется руководить товарищ Брендин, другую возглавит… — Он взъерошил волосы, на минуту задумывается, глядя то на Каргополова, то на Захара, — возглавит товарищ… Каргополов. Не возражаешь, Иван?

— Нет, не возражаю, — решительно отведает Каргополов. — Только ко мне запиши Жернакова.

— А я как раз так и думал, вы же дружки… — Аниканов быстро ставит птички и черточки возле фамилий. — А к тебе, товарищ Брендин, кого будем рекомендовать комсгрупоргом?

— Пускай решает сама бригада!

— Хорошо. Идите получайте путевки. Маша, — крикнул он Дробышевой, — выпиши вот еще двум бригадам! Птичками отмечены члены бригады Каргополова, черточками — Брендина.

— А когда на Пивань? — спросил Каргополов.

— Сейчас посмотрю, — Аниканов быстро перелистал ворох бумаг. — Сегодня первой очередью тракторных саней. В три часа дня пойдут. Сбор со всеми пожитками возле комитета.

На столе у Маруси Дробышевой стопа бланков — социалистические путевки. Она торопится. Пушистые завитки русых волос рассыпались по лбу. Увидела Захара и Каргополова, мельком улыбнулась, сообщила доверительно:

— Леля тоже получила путевку. Заведующей столовой будет.

— Слышь, Иван? — Захар заговорщически толкнул Каргополова в бок. — Теперь мы живем, своя заведующая столовой…

— У нее, брат, не разживешься, — с деланным равнодушием отвечает Каргополов, но счастливая улыбка упорно растягивает его скуластое лицо.

На крыльце комитета Захар и Каргополов нос к носу столкнулись с Гурилевым.