Первая Пуническая война

Полибий свидетельствует, в Рим в качестве пленников привели три сотни бывших легионеров (I, 7), Тит Ливий говорит о том, что сдался весь мятежный легион, Фронтин также пишет о 4000 человек, посаженных в тюрьму и впоследствии казненных (IV, I, 37). Казнили предателей по старинному обычаю – высекли и обезглавили секирой (I, 7). Командир преступного легиона Деций воспользовался тем, что его плохо охраняли, и свел счеты с жизнью в тюрьме (App. III, IX, 3). Более подробно ситуацию освещает Валерий Максим: «Показателен такой случай. Солдаты, которые во время бесчестной войны захватили Регий и после смерти полководца Юбеллия избрали своим начальником его писца Марка Цезия, были брошены в тюрьму. Когда же народный трибун Марк Фурий объявил, что наказание, по обычаю предков, не может налагаться на римских граждан, решение все же не отменили. И постановили каждый день бить плетьми и казнить отсечением головы пятьдесят человек, тела их не хоронить, а смерть не оплакивать» (II, 7, 15). О том, что казненных мятежников запретили хоронить и оплакивать, также пишет Фронтин (IV, I, 37). Столь жестокая расправа преследовала одну цель – вернуть доверие союзников к Риму. Ради этого сенаторы возвратили уцелевшим гражданам Регия их земли и город, всем своим поведением демонстрируя, что случившееся есть лишь прискорбное исключение из общего правила. «Отцы отечества» проявили мудрость, и данный инцидент не имел тех последствий, которые мог бы иметь. Подводя итоги этой печальной истории, Павел Орозий делает весьма примечательный вывод: «Рим, когда целиком уничтожил свой легион, видел себя победителем, хотя он, без сомнения, потерпел бы поражение, если бы сражался с легионом в битве, как с врагом» (IV, 3, 6).

Римляне со своей задачей справились, но на Сицилии оставались союзники регийских бунтовщиков, крепко удерживающие Мессану. Когда на острове высадилась армия Пирра, то воитель нанес мамертинцам ряд тяжелых поражений и разрушил множество их крепостей (Plut. Pyr. 23). Но затем Пирр отвлекся на войну с карфагенянами и забросил это дело. Вскоре царь вернулся в Италию, и теперь решать проблему бывших наемников Агафокла должны были местные власти. Однако для этого требовалась сильная личность, обладающая твердой волей и талантом военачальника. И вскоре такой человек появился. Звали его Гиерон, сын Гиерокла.

По линии отца Гиерон происходил из очень знатного рода, зато родословная по материнской линии подкачала, поскольку мать будущего царя была служанкой-рабыней (Just. XXIII, 4). Поэтому все, чего Гиерон добился в жизни, он добился благодаря неустанному труду и своим многочисленным достоинствам. Помимо всего прочего сын Гиерокла был превосходным бойцом и не раз сражался в поединках один на один (Just. XXIII, 4). Вскоре он заслужил репутацию храброго воина и толкового командира, пользовавшегося непререкаемым авторитетом среди солдат. Когда на Сицилии высадился с армией царь Пирр, то Гиерон воевал под его командованием против карфагенян и стяжал себе великую славу. Юстин конкретно указывает на то, что великий полководец симпатизировал доблестному эллину и не раз отмечал Гиерона наградами за храбрость (XXIII, 4). В конце концов Гиерон стал другом Пирра и умудрился женить своего сына Гелона на царской дочери Нереиде. В 275 году до н. э. Пирр покинул Сицилию, однако политический капитал, который Гиерон заработал во время пребывания царя на острове, сослужил ему добрую службу.

Когда армия Сиракуз стояла в окрестностях города Моргантины и среди солдат начались волнения, то воины выбрали своими командирами некоего Артемидора и Гиерона. Первый вскоре отошел на второй план, и вся власть сосредоточилась в руках предприимчивого и талантливого военачальника. Гиерон с войском вернулся в Сиракузы, быстро удалил с политической арены своих конкурентов и утвердил свою власть в городе[43]. При этом действовал настолько мудро и дальновидно, что заслужил одобрение сограждан, которые утвердили выбор армии и признали Гиерона правителем. Хотя Полибий пишет о том, что в Сиракузах весьма негативно относились к тому, что воины сами выбирают себе полководцев (I, 9), но Гиерон повел дело так, что предстал перед соотечественниками в роли человека, озабоченного исключительно благом родного города, а не личными амбициями.