Все мои мысли были о больном ребенке, и я совершенно не понимала, кого он имеет в виду.
— Кто мог пытаться поговорить со мной? О чем? Что ты имеешь в виду?
— Об этом мальчишке… — выдавил он из себя. — Никто с тобой о нем не говорил?
— И кто бы стал это делать?
Взгляд его темных глаз стал более сосредоточенным, пристальным, даже подозрительным.
— Как это кто? Разве ты не знаешь, кому хотелось бы поговорить с тобой о нем?
Я развела руками.
— Милорд, я действительно не знаю. Со мной никто об «этом мальчишке» разговоров не вел. Я даже представить себе не могу, с какой стати кто-то вдруг стал бы со мной о нем разговаривать. Всем ясно, как тебе неприятна эта история. И, разумеется, никто не собирается обсуждать со мной то, что сводит… — Я не договорила.
— Сводит твоего мужа с ума? — закончил он.
Я не ответила.
— Кто-то из моих придворных получает от него указания, — сказал он так, словно вырывая это признание из тайников собственной души. — Кто-то твердо намерен свергнуть меня и посадить на трон этого мальчишку.
— Кто? — шепотом спросила я, чувствуя, как силен его страх. Я даже оглянулась через плечо, желая убедиться, что дверь у меня за спиной плотно закрыта. Потом снова подошла к нему: — Неужели кто-то из наших придворных строит против нас заговор?
Генрих покачал головой.
— Одному из моих людей удалось перехватить письмо, но там не было никаких имен.
— Как это — перехватить?
— Ну, попросту украсть. Мне известно, что некие люди во имя любви к Дому Йорков объединили свои усилия и надеются возвести на престол этого мальчишку. И, возможно, таких людей не так уж мало. Раньше они действовали совместно с твоей матерью, именно она была их тайным предводителем; им, кстати, помогала даже твоя бабушка. Но теперь к ним примкнули даже те, кто выдает себя за моих друзей или верных слуг. Те, кто был мне ближе родного брата. И теперь я не знаю, кому могу доверять; не знаю, кто мне друг, а кто враг.
В душу мою вдруг закрался леденящий страх; я словно сама почувствовала, каково приходится Генриху: каждый день он встречается со своими советниками за закрытыми резными дверями, зная, что каждый из этих людей может оказаться предателем; каждый день он направляется вместе со мной в обеденный зал, улыбаясь сотням придворных и понимая, что многие из них, возможно, состоят в тайной переписке с нашими врагами, а может, даже собирают оружие и войско для того, чтобы нас свергнуть или убить. Мы всегда имели большой и шумный двор, но что, если хотя бы четверть наших придворных настроены против нас? А если половина? Что, если кто-то захочет уничтожить моих сыновей? Что, если кто-то понемногу травит мою маленькую дочь? Что, если они пойдут даже против меня?
— Враги есть даже в самом сердце нашего двора, — прошептал Генрих. — И это, возможно, те, кто стелет нам постель, подает пищу или пробует еду, заверяя нас, что есть ее безопасно. Тайные враги, возможно, ездят вместе с нами на прогулки, играют с нами в карты, танцуют, держа тебя за руку или обнимая за талию, учтиво прощаются с нами перед сном. Кого-то из них мы считаем своими родственниками и называем «дорогими». Нет, я просто не знаю, кому здесь можно доверять!
Я не стала говорить, что уж я-то ему верна; он, безусловно, не обрел бы в этих словах ни капли утешения, считая враждебными и весь Дом Йорков, и все мое окружение. Ему, возможно, даже само мое имя казалось вражеским. Простыми словами перебороть эту ненависть было невозможно.
— Я уверена, что вокруг тебя всегда найдутся люди, которым ты полностью можешь доверять, — попыталась я успокоить его и тут же старательно их ему перечислила, словно исполняя магический гимн, способный разогнать тьму. — Это твоя мать, твой дядя Джаспер, граф Оксфорд, твой отчим Стэнли и его родня, Куртенэ, мой сводный брат Томас Грей. Все эти люди стояли с тобой плечом к плечу во время битвы при Стоуке и, не сомневаюсь, снова поднимутся на твою защиту.
Генрих с сомнением покачал головой:
— Не думаю. Во-первых, далеко не все они сражались рядом со мной при Стоуке. Кое-кто отыскал хороший предлог, чтобы находиться как можно дальше от меня. Кое-кто обещал подойти со своим войском, но все затягивал свое прибытие и в итоге вовремя так и не прибыл. А многие, клянясь мне в любви и преданности, и вовсе преспокойно отказались участвовать в сражении — одни притворились больными, другие сказали, что не могут оставить дом и хозяйство. Кое-кто из моих так называемых друзей даже участвовал в битве — только на стороне моего противника и потом смиренно просил у меня за это прощения. Да и в любом случае большая часть тех, кто вместе со мной был при Стоуке, уже пойдут вместе со мной воевать с этим мальчишкой, явившимся сюда под знаменем Белой розы, ибо именно его они считают истинным принцем Йоркским и наследником престола.