Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

— Нет, дорогая, это благословение Господне, — заверила она меня. — Каждое зачатое дитя — это благословение. А у тебя, возможно, родится мальчик, принц. И не будет иметь никакого значения, что он был зачат по принуждению; значение будет иметь только то, что этот мальчик вырастет высоким сильным мужчиной, нашим принцем, нашей розой Йорка, и в свое время займет английский трон!

Ощущая ее ласковые прикосновения, я стояла спокойно, точно покорная хозяину кобыла-производительница, и понимала: она права.

— Ты скажешь ему, или мне самой это сделать?

Мать немного подумала:

— Нет, лучше, если ты сама ему скажешь. Ему это будет приятно. Это будет первая хорошая новость, полученная им от тебя. — Она улыбнулась. — Первая, но, надеюсь, далеко не последняя.

Но я так и не смогла улыбнуться ей в ответ и лишь сухо откликнулась:

— Да, полагаю, ты совершенно права.

* * *

В тот вечер Генрих пришел ко мне рано; я подала ему вино, но, когда он собрался тащить меня в постель, подняла руку запрещающим жестом и тихо сказала:

— У меня не пришли месячные. Думаю, что я беременна.

На его лице явственно вспыхнула радость. Он даже покраснел, а потом схватил меня за руки и привлек к себе, словно ему хотелось нежно меня обнять.

— О, как я рад! Я просто счастлив! Спасибо! Это чудесная новость! У меня сразу камень с души упал. Благослови тебя Господь, Элизабет! Благослови Господь тебя и дитя, которое ты носишь! Это поистине великая новость, самая лучшая из всех! — От избытка чувств он даже пробежался по комнате, потом снова повернулся ко мне. — Нет, это просто замечательная новость! И ты так прекрасна! И так плодовита!

Я кивнула, чувствуя, что лицо у меня застыло как каменное, но он ничего не замечал.

— А ты не знаешь, кто это будет? Мальчик?

— Слишком рано что-либо знать, — пожала плечами я. — Вообще-то месячные вполне могли не прийти и по иной причине — от горя, например, или от потрясения.

— Ну, я надеюсь, ты не испытала ни горя, ни потрясения, — весело сказал он, словно не желая и думать о том, что сердце мое разбито, что мой любимый погиб, а я была изнасилована. — И, по-моему, у тебя там все-таки мальчик! Принц Тюдор! — Он жестом собственника погладил меня по животу, словно мы давно уже были женаты. — Это для меня самое главное. Кстати, ты уже сказала своей матери?

Я покачала головой, доставив себе крошечное удовольствие этой ложью.

— Нет, я приберегала эту счастливую новость для тебя. Хотела тебе первому сообщить.

— Ну а я своей матушке скажу об этом сразу же. — Он совершенно не услышал в моем тоне мрачной язвительности. — Думаю, лучшей новости для нее не придумать. Она непременно велит священнику прочесть «Te Deum».

— Ты слишком поздно вернешься, — сказала я, — сейчас уже за полночь.

— Она все равно не спит и ждет меня. Она никогда не ложится, пока я к ней не зайду.

— Это почему же? — удивилась я.

Странно, но он смутился и покраснел.

— Мать любит сама уложить меня в постель и поцеловать на ночь, — признался он.

— Она целует тебя на ночь, как ребенка? — И я подумала о том, сколь жестоким должно было быть сердце этой женщины, если она оказалась способна послать своего сына насиловать меня, а потом спокойно ждала, когда он вернется к себе, чтобы поцеловать его перед сном.

— Столько лет она была разлучена со мной. Она не могла ни поцеловать меня на ночь, ни хотя бы узнать, где я сплю, достаточно ли там безопасно, — тихо сказал Генрих. — И теперь ей доставляет удовольствие возможность перед сном перекрестить меня и поцеловать. А сегодня, когда она зайдет, чтобы благословить меня, я ее обрадую: скажу, что ты беременна, что у меня будет сын!

— Я думаю, что беременна, — осторожно заметила я, — но я пока не уверена. Еще слишком рано, и, по-моему, не стоит ей говорить, будто я знаю наверняка.

— Да-да, я понимаю. И ты, наверное, считаешь меня ужасным эгоистом, который только и думал что о благе Тюдоров. Но ведь если у тебя будет мальчик — а твоя семья и без того принадлежит королевскому Дому Англии, — то твой сын станет править Англией. А сама ты уже заняла то место, для которого и была рождена; и теперь бесконечным войнам между кузенами будет положен конец — а все благодаря нашему браку и рождению нашего сына. И все будет так, как и должно быть. И только такой счастливый конец единственно возможен для этой войны и этой страны. Именно ты приведешь ее к миру. — У него был такой вид, словно ему очень хотелось меня поцеловать.

Я слегка прислонилась к нему плечом.

— Мне виделся несколько иной конец этой истории, — сказала я, думая о том короле, которого когда-то любила, который тоже хотел, чтобы я родила ему сына, который тоже хотел назвать нашего сына Артуром в честь Артура из Камелота, вот только тогда этот принц не был бы зачат в холодной решимости и горечи, он стал бы плодом нашей любви, наших нежных свиданий…