Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

— Он был мне защитником, учителем, другом и наставником, — надломленным голосом сказал Генрих. — Он спас меня, увез из Англии в безопасное место, терпел ради меня ссылку, а ведь я был всего лишь мальчишкой и даже не надеялся на трон. Потом он же привез меня обратно — я тогда уже мог предъявить свои законные права, но никогда бы не осмелился без него их отстаивать. Я бы не решился на битву при Босуорте. Да я попросту сразу же заблудился бы! Ведь в Англии я совершенно не ориентировался. А братьям Стэнли я вряд ли даже тогда смог бы довериться. Господь свидетель: если бы не уроки дяди, если бы не его постоянная поддержка, я бы никогда не выиграл эту битву. Я ему обязан всем, даже собственной жизнью!

— Я могу тебе чем-то помочь? — беспомощно спросила я, отлично понимая, что ничем я тут помочь не могу.

— Нет, моя мать уже всем занимается, — гордо ответил Генрих. — Да и чем ты в твоем теперешнем состоянии можешь помочь? Ты можешь только молиться. Если хочешь, конечно.

* * *

И я напоказ всем повела своих фрейлин в часовню. Мы помолились и заказали мессу за здоровье старого вояки Джаспера Тюдора, любимого дяди нашего короля. Наступило Рождество, но во дворце было тихо; Генрих распорядился, чтобы не было слышно ни громкой музыки, ни радостных криков, ни смеха, чтобы не беспокоить больного. Впрочем, шум и не долетал до покоев Джаспера, по большей части погруженного в дремоту, тогда как Генрих и его мать бодрствовали возле него, сменяя друг друга.

Артура и Гарри привели к умирающему попрощаться. Слава богу, хотя бы малышку Маргарет от этого избавили. Миледи настояла на том, чтобы мальчики опустились на колени у постели, отдавая честь «величайшему из англичан, каких когда-либо знал мир».

— Величайшему из валлийцев, — тихо поправила я.

В день Рождества все мы пошли к праздничной мессе и помолились за здоровье одного из самых любимых Его сыновей, храброго воина Джаспера Тюдора. Но уже на следующий день рано утром Генрих неожиданно вошел ко мне и сел прямо на постель у меня в ногах. Я, еще совсем сонная, изумленно на него смотрела, а Сесили, ночевавшая вместе со мной, мгновенно вскочила, сделала реверанс и выбежала из комнаты.

— Он ушел, — вымолвил наконец Генрих. И голос его прозвучал скорее удивленно, чем опечаленно. — Мы с матушкой сидели возле него, и он вдруг взял ее за руку, улыбнулся мне и откинулся на подушки. А потом протяжно вздохнул — и его не стало.

Мы помолчали. Глубина его утраты была столь велика, что я понимала: мне нечего сказать ему в утешение. Генрих потерял того, кто всю жизнь был ему вместо отца, да, собственно, иного отца он и не знал; он чувствовал себя брошенным, одиноким, точно ребенок-сирота. Я неловко опустилась на колени — мне мешал большой живот — и протянула к нему руки, желая его обнять и утешить. Но он так и остался сидеть ко мне спиной и даже не обернулся, не заметил, как я тянусь к нему, как искренне я ему сочувствую. Он и в эту минуту был совершенно одинок.

Сперва я думала, что он полностью поглощен своим горем, но потом поняла: эта утрата лишь добавила к его извечным страхам еще один.

— Кто же теперь возглавит мою армию? Кто поведет ее против этого мальчишки и проклятых шотландцев? — сказал вдруг Генрих, словно размышляя вслух и холодея от страха. — Придется мне самому с ними сражаться, да еще и на севере, где все меня попросту ненавидят. Ведь теперь, когда Джаспер меня покинул, мне попросту некому доверить армию. Кто из прежних моих соратников останется рядом со мной? На кого я смогу положиться теперь, когда мой дорогой дядя умер?

Дворец Шин, Ричмонд

Зима, 1496 год

Мэгги вошла ко мне таким быстрым шагом и так яростно на меня глянула, что я, прекрасно ее зная, сразу поняла: ей отчаянно необходимо поговорить со мной. Я сидела рядом со свекровью, держа в руках шитье, и слушала, как одна из фрейлин читает по требованию миледи религиозное наставление из какого-то рукописного сборника, ибо вряд ли кто-то стал бы затруднять себя печатанием подобной скучищи. Мэгги склонилась перед нами в реверансе, присела на скамеечку и тут же с самым сосредоточенным видом занялась шитьем.

Я дождалась конца очередной главы и, когда фрейлина перевернула страницу манускрипта, сказала:

— Я бы хотела немного прогуляться по саду.

Миледи выглянула в окно и сказала, глядя на тяжело нависшие темные тучи, грозившие снегопадом:

— Тебе бы лучше подождать, пока выглянет солнце.

— Ничего, я надену теплый плащ и шляпу. И муфту захвачу, — капризным тоном заявила я. Мои фрейлины, слегка поколебавшись и обменявшись взглядами с миледи — вдруг она вздумает запретить мне? — принесли мою одежду и так меня укутали, что я стала похожа на увесистый сверток.