Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

Она целыми днями сидела в моих покоях. Всегда в черном, точно достойная вдова, всегда занятая какой-то работой. Мы шили рубашки для бедных, и она либо подрубала рукава, либо перелицовывала воротники, но все делала очень прилежно, низко склонив голову над шитьем. Болтовня и смех остальных женщин словно обтекали ее стороной, впрочем, порой она все же поднимала голову и улыбалась какой-нибудь шутке, а иногда тихо отвечала на чей-то вопрос или даже вставляла в общий разговор свою собственную историю. Она рассказывала о своем детстве в Шотландии и о своем кузене, короле Якове, а также о его придворных. Живой ее назвать было трудно, но она, безусловно, была изящна, учтива и в целом производила чрезвычайно приятное впечатление. А еще она была невероятно обаятельна; я порой ловила себя на том, что улыбаюсь, глядя на нее. Она прекрасно умела вести себя в обществе, обладала великолепной осанкой и спокойным, уравновешенным нравом. По сути дела, она жила рядом со мной, и мой муж был заметно в нее влюблен, однако она никогда не показывала даже в таких мелочах, как брошенный на меня искоса взгляд, что ей о его влюбленности известно. А ведь она могла бы дразнить меня этим, изводить, выставляя напоказ свою красоту; она давно уже могла бы смутить мой покой, но она никогда ничего подобного себе не позволяла.

Она также никогда не говорила о своем муже и никогда не упоминала о том, как провела этот последний, в высшей степени необычный для нее год; она не рассказывала о том, как на маленьком корабле они приплыли в Ирландию, как им удалось спастись от испанцев, готовых взять их в плен, как они победоносно высадились на английский берег, совершили переход из Корнуолла в Девоншир, а затем потерпели поражение. Нет, она совсем ничего не рассказывала о своей жизни с молодым мужем и благодаря этому избегала необходимости называть его по имени. И на тот великий вопрос, что бесконечно мучил меня, — каково истинное имя этого молодого человека, ни разу не прошедшего мимо нее без улыбки, — она так ответа и не дала.

Сам же он по-прежнему существовал как бы без имени. Испанский посол как-то прилюдно обратился к нему, назвав его Перкином Уорбеком, на что молодой человек никак не отозвался; напротив, он неторопливо повернулся, изящный, как танцовщик, и стал кого-то высматривать в дальнем конце зала. Это был щелчок по носу, причем сделанный так уверенно и сознательно, что я могла бы поклясться: такой поступок по плечу только принцу. Посол, назвавший его Перкином Уорбеком, выглядел при этом полным дураком; «мальчишка» весьма ловко дал понять, что сожалеет о необходимости дать урок взрослому человеку, послу, и поставить его в неловкое положение, хотя тому, безусловно, следовало бы знать, как обращаться к принцу.

Положение тогда спас сам Генрих. Зрелище было и впрямь скандальное: выпущенный на свободу под честное слово предатель осмелился утереть нос послу могущественного государства, нашего важнейшего союзника. Мы ожидали, что король сделает «мальчишке» выговор и выгонит его вон, но вместо этого Генрих вдруг вскочил, выбежал в гостиную и, повернувшись к моим фрейлинам, схватил леди Кэтрин за руку со словами:

— А теперь давайте немного потанцуем!

Музыканты тут же заиграли веселый танец, и Генрих повернулся к своей даме лицом, пылая от смущения, — казалось, он сам только что нагрубил испанскому послу, а не «этот мальчишка». Леди Кэтрин выглядела так же, как и всегда: холодная и спокойная, точно вода в реке зимой. Генрих поклонился, начиная танец, и она тотчас же склонилась в изящном реверансе и слегка улыбнулась ему — это была чудесная улыбка, точно солнце выглянуло из-за тучи, — и мой муж от этой улыбки тут же воспрянул духом, чувствуя, что получил от обожаемой особы крошечный знак одобрения.

Дворец Шин, Ричмонд

Рождество, 1497 год

Рождественские праздники вернули мне моих детей — Генри, Маргарет и Мэри приехали в Шин из Илтема, а Артур — из Ладлоу вместе со своим хранителем сэром Ричардом Поулом и моей милой Мэгги. Я сбежала по лестнице на конюшенный двор, чтобы встретить прибывших из Ладлоу дорогих гостей, когда они еще только въезжали во двор; близился вечер, и после того, как целый день непрерывно лил противный холодный дождь, с неба повалили, кружась, крупные хлопья снега.