Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

— Слава богу, что вы добрались, пока не успело сильно похолодать! — Я так обнимала Артура, словно хотела защитить его от этой надвигающейся тьмы. — Но ты такой теплый! — Я заставила себя умолкнуть и не прибавила восторженно: «и такой чудесный!» — мой старший сын всегда был для меня истинным откровением. За те несколько месяцев, что мы с ним были в разлуке, он уже успел немного вытянуться, и, когда он меня обнял, я почувствовала, какими сильными стали у него руки. Это был замечательный мальчик, истинный принц во всех смыслах этого слова. Я просто поверить не могла, что это тот самый младенец, которого я совсем недавно держала на руках, тот самый малыш, которого я буквально вчера учила ходить. Теперь этот стройный, пока еще немного похожий на жеребенка подросток уже доставал мне макушкой до подбородка. Вырвавшись из моих объятий, он низко мне поклонился с той элегантностью, какая была свойственна его деду, королю Эдуарду, и сказал:

— Конечно, я теплый. И я ничуть не замерз. И потом, сэр Ричард в последние полчаса гнал нас таким галопом, что можно было шею себе сломать.

— Мне просто хотелось добраться домой до наступления темноты, — оправдался сэр Ричард и, спешившись, тоже низко мне поклонился. — У мальчика все хорошо, — кратко сообщил он. — Здоров, силен и каждый день старается учиться чему-то новому. Кстати, он отлично ладит с жителями Уэльса. И очень справедлив! Думаю, мы вырастим настоящего короля. Доброго и достойного.

Мэгги сползла с седла, сделала мне реверанс, выпрямилась и кинулась меня обнимать.

— Ты выглядишь хорошо, — заметила она, отступив на шаг и внимательно меня изучая. — Ты счастлива? У тебя все в порядке? — В ее голосе явственно звучало сомнение. — Что у вас тут творится? И как поживает его милость король?

Что-то заставило меня обернуться и посмотреть в сторону темного дверного проема: там виднелся силуэт Кэтрин Хантли. Свет факела падал на нее сзади, но я сумела различить ее бархатное платье, черневшее на фоне мерцающей полутьмы коридора. Она смотрела, как я здороваюсь со своим сыном, и, видно, думала о том, что ее собственный маленький сын где-то далеко и она вряд ли когда-нибудь снова его увидит. Она слышала, как сэр Ричард хвалил Артура, как он назвал его настоящим принцем Уэльским, и ей, должно быть, приходили в голову мысли о том, что и ее сын был рожден для этого титула.

Я поманила ее к себе.

— Вы, конечно, помните леди Кэтрин Хантли? — сказала я, обращаясь к сэру Ричарду.

Тот поклонился, а Мэгги сделала ей реверанс. Затем несколько мгновений мы, три женщины, стояли совершенно неподвижно, и легкая метель завивалась вокруг, постепенно делая нас похожими на белые безымянные статуи в опустевшем зимнем саду. Какие имена могли бы быть написаны на постаментах этих статуй? Неужели мы, две кузины и невестка, судьбой обречены были жить вместе, храня молчание и никогда не говоря правды даже друг другу? А может, не так? Может, мы трое — это две несчастливые дочери побежденного Дома Йорков и самозванка, завоевавшая место среди нас с помощью недостойных средств и опутавшая короля своими чарами? Интересно, думала я, будем ли мы когда-нибудь знать это наверняка?

* * *

Его милость король назначил шесть фрейлин в услужение леди Кэтрин и платил им сам. Им было предписано делать для нее все то же самое, что мои фрейлины делали для меня: бегать по поручениям; писать записки; раздавать маленькие подарочки бедным; развлекать ее; помогать ей выбирать наряды и одеваться; молиться вместе с нею в часовне; вместе с нею петь и играть на музыкальных инструментах, когда ей будет весело; и читать ей вслух, когда она захочет спокойно отдохнуть. Леди Кэтрин отвели отдельные покои в том же крыле нашего огромного дворца, что и мои: у нее были теперь собственная спальня, гостиная и кабинет. Иногда она по-прежнему сидела со мной, реже — в покоях королевы-матери, где всегда встречала ледяной прием, а порой удалялась со своими фрейлинами к себе — в свой маленький двор внутри большого королевского двора.