Первая русская царица

Мама отлично поняла царицу. Схватив Лукьяша за рукав, она повернула его к выходу и уже на ходу выговорила строже царицы:

– Стыдись говорить, что устал; пусти на тебя тройку бешеных коней, и тех сдержишь. Ты ли не постараешься ради царицы?

– Мама, разреши хоть побывать у митрополита. Таков наказ царя.

– Ступай, только нигде не засиживайся. Оповести немедля звонарей по всей Москве. Да уж в награду поцелуй руку на прощанье у царицы…

Кажется, мама угадала намерение самой Анастасии Романовны, по крайней мере царица дружественно протянула ему руку.

Еще Лукьяш находился в митрополичьей палате, как Москва огласилась общим колокольным звоном. Ему вторили восторженные здравицы во славу и в честь избавителя казанских пленных от татарского ярма.

Вечером Москва проводила гонца честь честью за Яузу по казанской дороге, где предстояла через несколько дней встреча с царем, поспешавшим по совету братьев царицы в Москву.

Москва знала, как следовало встретить пленников, возвращавшихся на родину. Разумеется, казанские невольники обносились и изголодались. Поэтому наиболее радевшие о спасении своих душ москвичи и москвички вывезли за много верст от Яузы короба с лаптями и онучами, с душегреями и другой одеждой – хотя и ношеной, но добротной и вполне пригодной, чтобы на первое время прикрыть истерзанное тело. По сторонам дороги были установлены бочки с квасом и черпаками; на импровизированных столах лежали целые горки караваев, пышек, жареного лука и гречневиков, уже облитых конопляным маслом.

Ко времени, когда казанские пленные должны были подойти к Яузе, берега ее покрылись толпами весело настроенного народа.

При въезде в Москву Иоанн Васильевич чувствовал себя на верху славы и могущества. Отовсюду слышались возгласы: «Благочестивый!», «Избавитель христиан от адских мучений», «Многая тебе лета!». Толпы бросались целовать его ноги, руки и даже коня, который так бодро нес победителя. Храмы были открыты. Духовенство служило на паперти благодарственные молебны. Все колокола – успенский, полиелейный, корсунский, голодарь и десять менее тяжеловесных оповещали московскому царству о том, что захвату христиан в неволю настал конец. Выглянули и юродивые из своих пещер, а древние инвалиды-дружинники, помнившие еще Иоанна III, на своих костылях тоже поплелись к воротам Кремля.

В дверях царицыной половины Иоанна Васильевича встретила мама с крошкой на руках в пеленках, из которых виднелась одна головка.

– У царицы нет лучшего подарка за твое великое дело, сама же она нездорова и не может тебя встретить.

Не успела мама договорить, как из внутренних комнат показалась сама царица, поддерживаемая приближенными боярынями. Мама сурово посмотрела на нее.

– А доктор, англичанин, что сказал? Всю жизнь можешь испортить, если раньше времени встанешь с постели. Прикажи, Иоанн Васильевич, чтобы она тебя не встречала, не целовала, не миловала. Вред от этого большой.

Но на этот раз маму не слушали. Иоанн Васильевич не мог насмотреться на жену, бескровную, как видение, белее мрамора, что в церковном иконостасе, и все же победно сверкавшую очами.

Иоанн Васильевич отвел ее в опочивальню и, оставив ее на минуту на попечение боярынь, вышел распорядиться доставленными во дворец пленниками царского рода.

– Хотел было сперва отправить их на рабочий двор, а женщин отдать тебе в услужение, а вот теперь пожалел; хотя они и татары, но все же царского рода.

– Отошли их всех в Касимов, там у тебя есть маленькое татарское царство, – сказала царица, точно она заранее обдумала, как быть с пленниками и пленницами. – Там не будет скучно красавице Алла-Гуль.

– А тебе кто поведал об Алла-Гуль?

– Мирская молва – морская волна.

– А! Понимаю, это тебе открыл твой любимчик – рында. Ох, не в меру длинен у него язык! Видно, он еще что-нибудь приплел, наверняка описал красоту Божьего цветка. Не пострадать бы ему – укоротить язык нетрудно.

Не привыкшая ко лжи Анастасия Романовна стряхнула с ресниц невольно набежавшую слезинку. Ей вспомнился недавний совет Лукьяша: «Берегись татарки, косами и очами она крепче всякой ведуньи может оплесть человека. А греха таить нечего, Иоанн Васильевич любит красоту, и не избежать татарской царевне его поцелуев».

Анастасия Романовна запретила Лукьяшу говорить на эту тему, но все же слова его припомнились и омрачили радость первого свидания с долгожданным супругом.

И Иоанн Васильевич почувствовал себя не таким счастливым, как ожидал, возвращаясь домой со славой победителя и окруженный народным восхищением…

Глава XIV

Мама собрала в последнее время много важных новостей, но у нее воспалилось горло, и она побоялась явиться больной в хоромы царицы; нужно было показать всем придворным, как осторожно следует вести себя при царице, чтобы, не дай бог, не занести какую-нибудь заразу.

Наконец осторожная мама решила, что может без опаски вступить в опочивальню царицы. Встреча была радостная. Прежде всего мама пытливо осмотрела все окружное и нашла его в порядке.