Первая Солнечная. Всю власть Совету! (СИ)

Была, однако, и тактическая лазейка, которой марсиане нечасто пользовались: при подходе к “Канюку” сбоку его преимущество становилось недостатком, и почти прямоугольный корпус превращался из неуловимой цели в отличную мишень. Вторым преимуществом была спаренная система ремонта, которая давала возможность чинить броню в крайне сжатые сроки без потери эффективности, можно было игнорировать даже непрерывную стрельбу пары истребителей Второй модели или, с трудом, Третьей. Главным недостатком этой системы был ограниченный, хоть и довольно большой, ресурс: тонна броневого сплава позволяла залатать довольно крупные дыры, но на очень объемные или долгосрочные работы этого не хватало.

Можно сказать, это служило пилотам определенным стимулом, “пинком под зад” от циничного технического прогресса: таким легким разведкораблям, как “Канюк”, не стоило подставляться под лучи в принципе, и, благодаря невозможности выдерживать долго шквальный огонь, все об этом помнили и не зарывались. Щит, конечно, был, и не самый плохой, блокировал шестьдесят пять процентов входящего излучения и перезаряжался за каких-то две минуты, но и он не спасал многочисленных камикадзе, любящих не ведение борьбы в стиле партизан, а лобовую атаку, и ввиду этого крайне неосторожных. В конце справки была кнопочка “Продолжить”: Ян, вспомнив, из-за чего он вообще вошёл в симулятор, нажал на неё и приготовился к схватке.

Перед глазами его возник космос, как две капли воды похожий на тот, в котором он воевал не далее, как вчера: мириады звезд, собирающихся в пестрые картины скоплений, были нашиты на черный бархат бездонной пустоты. Почувствовав за спиной не поролоновую набивку кресла, а жесткую спинку пилотского сидения, Ян выпрямился и устремил взгляд вперед, прямо на врага, закрывшего собой часть Солнца и похожего на его величественном ярко-золотом фоне на черные бесформенные капли. Он кожей почувствовал ледяной холод молчаливой угрозы, исходящий от самой большой из них, крейсера Четвёртой модели. Противник был Яну до боли знаком: кожа парня до сих пор покрывалась мурашками всякий раз, как он вспоминал проскальзывающие в сантиметрах от обшивки алые лучи инфракрасных лазеров.

Он не был трусом, страх в выращенных людях был атрофированным, но не полностью удалённым – каждый солдат, даже самый опытный, боится, что может погибнуть. Он тоже боялся, но пульсирующий в венах драйв, развивающийся посреди жаркой погони оголодавшего волка за неуловимой лисицей, пересиливал это чувство, превращая трусливую дрожь в возбужденную. Усмехнувшись краешками губ, Ян рванулся вверх, совершая маневр уклонения: пока он думал, марсианские корабли успели навестись на него, и алые лучи жадными пастями пытались нагнать и сожрать его “Канюка”. Парню казалось, что в ушах свистит рассекаемый воздух, но это было лишь играми разума, оскорбленного траурной тишиной космоса; на огромной скорости звезды смешались в кашу, окрасив космос во все цвета радуги. Схватка началась.

Ян метко выпустил белоснежный шар плазмы в открытый двигатель, выглядевший сердцем, вынутым из распоротой грудной клетки. Вражеский крейсер не успел развернуться посреди обломков своих товарищей, оставшихся плавать в «колыбели жизни», и, взорвавшись, волной разогнал осколки былых шедевров, сам превращаясь в такие же жалкие воспоминания. Парень, усмехнувшись, выключил симуляцию и обмяк в кресле: нужна была пара минут, чтобы снова привыкнуть к серой реальности, включающей в себя мягкое кресло, маленькую комнату с однотонными серыми стенами и соню-Алису. Инструкция предписывала не вставать, а заняться чем-нибудь не столь утомительным для тела и, в частности, во всех смыслах потрясенной вестибулярной системы, например, подумать.

Думалось лишь “на злобу дня”, то есть о причинах войны, из-за которой в пилоты принимали пятнадцатилетних сосунков, уже считающихся полноценными мужчинами, а средняя продолжительность жизни составляла тридцать лет. Ян был абсолютно уверен лишь в одном: Совет ни за что бы не начал войну против людей, таких же, как они сами, но Марс всё же умудрился этого добиться; заложенная в него программа уничтожала саму возможность зарождения мысли об обратном. Но зачем ему было ему нужно? Война — опасное, затратное и крайне невыгодное во всех смыслах дело, лишь уносящее жизни: воевать за красные пустыни и скалы или серые равнины и пустоши было по меньшей мере глупо – оставались только какие-то личные причины или тайны, которые не должна была раскрыть ни одна сторона. Последнего Ян, как человек, не имеющий ни малейшего отношения к политике и закулисным интригам, искренне не понимал и вскоре отверг идею с ними.