Здесь можно поспорить — непрерывная цепочка от петровской Тайной канцелярии через ее последующие варианты до павловской Тайной экспедиции все же прослеживается, и даже александровская Особая канцелярия тоже стоит в этом ряду при всей своей внешней несхожести с первым оригиналом 1718 года. Одни и те же методы работы, принципы, оперативные приемы и даже переходящие по наследству из одного варианта канцелярии в следующий ее сотрудники и руководители — чем это все принципиально отличается от цепочки переименований ЧК-ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ при советской власти? И дело не в представлениях о «правильном» государственном аппарате, отличия XVIII века учитывать, без сомнения, необходимо. Все же созданная Петром I Тайная канцелярия представляется одним изменявшимся со временем органом и первой настоящей спецслужбой Российского государства.
Говоря о главных закономерностях взаимосвязи власти и спецслужб в Российской империи, необходимо особенно отметить три ключевых момента. Это прикладной характер работы первой российской спецслужбы от Петра I до Александра I, что выливалось в почти тотальную подчиненность органа госбезопасности XVIII — начала XIX века воле правящего императора России. Это, в связи с первой реальностью, и тесная личная взаимосвязь правящего в определенный момент монарха и его руководителя органа политической безопасности. А из первых двух особенностей становится заметной и легко объяснимой и третья — зримая схожесть каждого отдельного варианта этой спецслужбы, от Тайной до Особой канцелярии, с личностью того из Романовых, власть которого эта служба берегла в силу своих задач.
О полной зависимости всех вариаций первой российской спецслужбы от фигуры сидящего на троне императора много говорить не приходится — это факт очевидный, да и в абсолютной монархии романовской империи XVIII века по-другому просто и быть не могло. Это был обычный тогда в абсолютистском государстве авторитаризм. Хотя временами (при Петре I, Анне Иоанновне, отчасти при Екатерине II и при ее сыне Павле) можно говорить даже о тоталитарном характере власти в России. Не только по массовости политических репрессий и урезании прав большей части подданных, но и если вспомнить ироничное высказывание польского сатирика Ежи Леца о разнице между авторитарной и тоталитарной властью: «При авторитарной власти правитель насильно заставляет общество верить в одну и ту же истину, а при тоталитарной. — верить заставляют насильно, но еще и истины власть меняет по своему усмотрению».
По такой классификации власть Петра I с постоянными шараханьями лодки его реформ, изменяемыми истинами для подданных, с жесточайшим подавлением всех несогласных с петровским делом выглядит полностью тоталитарной, ничуть не меньше, чем советская власть в годы Брежнева и Хрущева (здесь хотя бы застывшие догмы менялись реже). Поэтому временами отдельные решительные Романовы в XVIII веке выглядели уже не авторитарными самодержцами среднеевропейского типажа тех лет, а настоящими тоталитарными деспотами. Крик в очередном нервном припадке императора Павла какому-то уличенному в либеральных взглядах придворному: «Если ты якобинец — представь, что твой император главный якобинец в самом красном колпаке, и подчиняйся ему во всем!» — лучшее подтверждение этому тезису. И все они, и самые тоталитарные самодуры, и умеренно авторитарные правители, как одно из главных орудий удержания власти не выпускали из личных рук спецслужбу в виде Тайной канцелярии (экспедиции).
Отсюда и прочные личные связи любого действующего царя (царицы) с руководителем органа тайной полиции соответствующего периода их царствования. Отсюда зачастую фактически личное руководство царем работой спецслужбы и отдельными делами по ее политическому следствию. Отсюда походы в пыточные подвалы и страсть читать материалы следствия прямо в царском кабинете: при Петре I, Анне, Елизавете, Екатерине II, Павле их резиденции временами были просто завалены листами допросов по делах их тайных дел канцелярий.
Непосредственно тесные отношения связывали монархов и с руководителями тайной полиции, не исключая и те периоды романовского царства, где формально между главой Тайной канцелярии и императором имелась государственная прослойка в лице генерального прокурора или Сената. Отношения между этими людьми строились на всем протяжении XVIII и начале XIX века напрямую, ицогда их можно было бы даже назвать теплым приятельством, если бы можно было говорить о приятельстве между полноправным самодержцем Российской империи и одним из его подданных, пусть и на столь важном посту. Сейчас такую картину тесных личных отношений главы государства и его начальника спецслужбы можно увидеть только в отдельных государствах Латинской Америки, Ближнего Востока или Африки, где такой пост глава государства иной раз еще может по традиции доверить даже близкому родственнику.