Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный

История бедного дворянина Аракчеева по-своему не менее удивительна, чем восхождение поповича Сперанского. На гатчинские задворки скромный артиллерийский офицер попал, потому что у него не было шансов на карьеру в «нормальной» армии. Там он полюбился Павлу Петровичу своей истовой любовью к фрунту и дисциплине. Потом, когда опальный великий князь вдруг сделался императором, Аракчеев резко пошел вверх, стал инспектором артиллерии, бароном, затем графом. В конце концов, как другие павловские любимцы, угодил в немилость и был сослан в свою новгородскую деревню, где, казалось, и будет прозябать до скончания века. Но когда Александр понял, что русская армия находится в неважном состоянии, он вызвал старого знакомца в Петербург, и Аракчеев принялся наводить в военном ведомстве порядок.

Примечательно, что в александровскую эпоху, обильную войнами, выдвинулась целая плеяда выдающихся полководцев, но влияние на государственные дела имели не они, а администратор в эполетах, кажется, не участвовавший ни в одном сражении.

У Алексея Андреевича ужасная историческая репутация. Его ненавидели при жизни и много бранили после смерти. Однако в одной из следующих глав мы увидим, что со своей основной задачей – подготовить русскую армию к решающему столкновению с Наполеоном – Аракчеев вполне справился, его заслуги тут несомненны. Твердый характер, организованность, фантастическое трудолюбие, нетерпение ко всякому разгильдяйству – вот сильные стороны главного царского помощника.

Аракчеев был груб и необразован, но он обладал практической хваткой и чрезвычайной работоспособностью, а кроме того был совершенно равнодушен к тому, какова его общественная репутация. «Без него я ничего бы не достиг», – говорил император. Вопрос, конечно, заключается в том, следует ли считать достижением ту политику, которую проводил Александр в «аракчеевский» период, но во всяком случае граф Алексей Андреевич несомненно был человеком непустяшным и презрительного к себе отношения в духе пушкинского «полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без чести» явно не заслуживает.

Алексей Аракчеев. Джордж Доу

При жизни Аракчеева часто обвиняли в стяжательстве и корысти, но вот деталь к его портрету: после смерти граф завещал все свое состояние государству, за исключением 300 тысяч рублей, предназначенных для нуждающихся учеников кадетского корпуса, и 50 тысяч рублей на издание истории Александра I через сто лет после кончины императора, то есть в 1925 году. Алексей Андреевич с его позитивистским мышлением и твердой верой в Порядок слишком оптимистично смотрел в будущее.

Александр Голицын

В последний, очень странный период александровского царствования важной государственной персоной становится не менее странный персонаж – Александр Николаевич Голицын. Он, как Строганов с Новосильцевым и Кочубеем, тоже из числа очень ранних знакомцев великого князя, чуть ли не с младенчества. Участник сначала невинных детских игр, позднее – неневинных юношеских развлечений.

В молодости это был совершенный шалопай по прозвищу «Маленький Голицын», никто всерьез к нему не относился. «Его беседа была очень забавна, – пишет Чарторыйский. – Зная все городские сплетни, он удивительно копировал всех, изображая физиономию, манеру говорить и обороты речи каждого. Между прочим, когда мы бывали одни, без великого князя, он изображал императора Павла так, что все начинали дрожать перед ним. Маленький Голицын в то время, когда мы с ним познакомились, был убежденным эпикурейцем, позволявшим себе с расчетом и обдуманно всевозможные наслаждения, даже с весьма необычайными вариациями». (Последнее – намек на гомосексуальные пристрастия Голицына, которые ему упорно приписывала молва.)

Александр этого своего ветреного приятеля очень любил, но к умным беседам не допускал и в число членов Негласного Комитета, конечно, не включил. Однако, желая всюду поставить преданных людей, нашел применение и «Маленькому Голицыну» – весьма неожиданное: поручил ведать Священным Синодом, что показывает, как легкомысленно в ту пору царь относился к вопросам церкви и религии. Рассказывают, что, получив столь диковинное назначение, князь Голицын воскликнул: «Какой я обер-прокурор Синода? Вы знаете, что я не имею веры!» «Ну полно, шалун, образумишься», – ответствовал царь. И как в воду глядел.

Поневоле войдя в круг религиозной жизни, Голицын стал меняться. У него завелись друзья из числа как людей глубоко верующих, так и всякого рода лицемеров, даже кликуш. Исследователь александровской эпохи великий князь Николай Михайлович описывает приключившуюся с бывшим гедонистом перемену так: «Этого «младенца» в деле веры постоянно морочили разные ханжи и изуверы; он искал «излияния Св. Духа» и откровений, вечно гонялся за пророками и пророчицами, за знамениями и чудесами: то «слушал пророческое слово» у хлыстовки Татариновой, то жаждал возложения руки нового Златоуста – Фотия, то исцелял бесноватых, то удостаивался в мистическом экстазе испытать подобие страданий Спасителя от игл тернового листа».