Я не спорил. Не было сил. То, что чувствовал я, не понимал никто. Даже сама Альбина наверняка не понимала. Чувствовала как-то иначе, раз смогла отказаться от меня. Раз смогла без меня обойтись. Мне тошно было думать о ком-то еще. Я не представлял и подавно не мог объяснить, насколько невозможно то, что мне предлагает мой недалекий друг. Как миллион яблок могут заменить одну птицу? Понимаю, моя пьяная логика так себе, но чувствовал я это именно так. Я был голоден, а мне говорили: выспись, пройдет. Нет! Не проходило. И никто не понимал, почему! У всех это работало. А я был сломан, пьян и до краев полон горя.
Помню, как кричал на разрыв души какие-то выспренные признания и клятвы, как рыдал алкогольными слезами, объясняя Семе, что жить мне больше незачем и что ей все станет ясно, только если я уйду из жизни, и так всем будет только лучше. Как потом меня выворачивало в туалете. Как мы оказались в парке у озера и я, пытаясь устоять на ногах, наблюдал за тем, как мой друг пытается познакомиться с какими-то девушками. Как мы поехали их провожать. И вот я лежу на сиденье в вагоне, головой на коленях незнакомой девчонки и изливаю ей все страдания своей души, а она сочувственно смотрит на меня и гладит по голове. И она тоже говорила, что время лечит, что это только кажется, что я никогда никого не полюблю. Что у нее так было и прошло и у меня пройдет. Она оставила мне свой номер, но я потерял его и ничуть не расстроился.
Начал трезветь я уже в центре города. Каким образом мы оказались на стрелке Васильевского острова, лучше не спрашивайте, я не помню! Там по случаю глубокого декабря ветром и промозглым холодом хлестало так, что зуб на зуб не попадал. Мы с моим другом околели, протрезвели, погрустнели, и вид сияющей огнями набережной с новогодними украшениями только навевал еще больше тоски. У всех праздник… а моя жизнь закончена.
– Послушай, брат, – говорил мне Семен, трясясь от холода, пока мы походным маршем топали до станции через дворцовый мост, – вот в чем наша ошибка. – «Наша»… каково! – Все это время она была уверена, что в любой момент, стоит ей поманить, ты будешь тут как тут, у ее ног верным дурачком, будешь заглядывать в глаза и молить о прощении. Конечно, у нее все в порядке. Она уверена в твоей любви, она тебя и не теряла, врубаешься? Ты пишешь ей письма, шлешь цветы, глаз не сводишь, бард недоделанный. У нее сильная позиция, у тебя слабая. Врубаешься?
– Угу, – гундосил я, замороженный снаружи и изнутри.