Альбина плакала. Она кричала и защищала Катьку, пока не выдохлась. А потом просто захлопнулась, как в раковину, и больше не выходила. Боже, как же я ненавидел всех этих людей! Всех до единого. Но ничего не мог поделать. Она закрылась и от меня.
На пятый день, когда школа гудела, как улей, в старших классах с 8-го по 11-й провели общий классный час в актовом зале. Пригласили инспектора по делам несовершеннолетних, и та казенным языком объяснила, что за наказание ждет Толика за его поступок. И тем самым только усилила ореол мученичества вокруг него. Она запугала всех и каждого, что школа взята на проверку компетентными органами, что будет проведено расследование, и факты сексуальных домогательств среди школьников будут немедленно и жестоко караться.
Так Катька стала виновницей всеобщей паники. Тут же родились слухи о том, что всех девочек старше 13 лет отведут к врачу и будут сообщать о недевственницах родителям. Началась повальная истерика. Альбину начали толкать на переменах, кричать вслед: «Передай подруге спасибо за то, что она шлюха!» А моя маленькая слегла на две недели с воспалением легких.
Я чуть с ума не сошел! Меня не пускали к ней больше чем на полчаса, и те она лежала бледная и отрешенная, кашляла и молчала. Мне казалось, она умирает!
Я озверел. Я бросался на каждого, кто смел высказываться о Катьке плохо, и орал в лицо, как я нес на руках кричащую от ужаса девчонку, которая рыдала и твердила, что хочет умереть.
Через неделю после начала четверти на учебе появились двое сообщников насильника: Саня и Миха, те самые, что держали. Одному я сломал нос, другому палец и выбил зуб.
Со мной беседовал участковый. Единственный, наверное, вменяемый участник тех событий, который молча посидел со мной в своем кабинете, посмотрел на меня, бешено раздувающего ноздри и белого от злости, и спросил:
– Твоя девушка?
– Подруга.
– Правильно сделал. Еще мало уродам, – сказал полицейский, – иди, можешь быть свободен. Но в другой раз не будь дураком, бей, чтоб следов не осталось, – и даже не попытался дать делу какой-то ход.
Я ходил по школе с таким людоедским видом, что все словно плотва прыскали в стороны при моем появлении. Болтуны и сплетники в страхе заткнулись. Еще через неделю никто об изнасиловании уже не вспоминал.
Тогда и появился Семен. Он был из семьи военных и все свое детство мотался с семьей по гарнизонам. В нашу школу его перевели, когда отец вышел на пенсию и получил квартиру в Питере. Семен осел и принялся усиленно готовиться к ЕГЭ.