От Монблана Алекс поехал в спортзал. Он там уже два месяца не появлялся, с того дня, как повстречал Данилова и пропустил два звонка Леры. Впрочем, она тут была ни при чем. Не к ней он ехал. Надо было подумать. Успокоиться. Собраться.
Он переоделся, вышел в зал, наматывая на руку боксерский бинт, и тут же столкнулся с Лерой. Она уставилась на него, улыбнулась.
– Привет, а почему не назначил тренировку?
– Привет, – хмуро отозвался Алекс, – спонтанный выброс агрессии. Пришел спустить пар.
– Ну пойдем, – кивнула она.
И он пошел, хотя нафиг она ему сдалась сейчас? В зале с боксерской грушей грохотала музыка, поднимающая боевой азарт и агрессию, и это было то, что надо. Вольский подошел к снаряду и окинул его злобным взглядом, примериваясь нанести первый удар, и тут из-за спины под мышками появились две девичьи ручки и легли ему на грудь. Лера двумя движениями и пинком под коленку развернула его в классическую боксерскую стойку. Лекс передернул плечами, стряхивая ее наглые ладони, и с мощным рыком из самого солнечного сплетения засадил в грушу первый удар. Снаряд закачался.
– Бьешь как девчонка, – прокомментировала Лера.
Он отфыркнулся, не до игр сейчас, он и так был на взводе. Перед глазами все стояла картинка, как Альбина обнимает своего долбозвончика и повторяет: «Он просто одноклассник. Дурачок из детства. Бегает за мной хвостом. Но люблю-то я тебя!» Из Лекса с ревом вырвался удар, еще, еще, еще. Груша отчаянно закачалась.
– Работай ногами, – орала Лера, – этот мдк атакует тебя слева, если будешь так стоять, и все сопли из тебя выбьет!
Лекс бросил на нее быстрый взгляд и энергично переместился. Все на лету схватывает, стерва.
– Он смеется над тобой, Вольский, – подогревала она, и Лекс зверел.
Он налетал на грушу с лютой животной яростью, орал, звонко, хлестко бил. Звенела цепь. Вскоре на него уже оборачивались все посетители зала.
– Он считает, что уделал тебя, Вольский, он знает, что тебе не победить. ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЖАЛЕЕШЬ СЕБЯ! – Тренер разошлась не на шутку. – Посмотри, у тебя левая висит! Ты устал? УСТАЛ? А он нет. Понял ты? Он никогда не устает!
И это так заходило! Все тело Алекса гудело электрическим напряжением. Он поднимал левую, плясал над полом, едва касаясь носками мата, и налетал на снаряд все злее и яростней. А Валерия не унималась.
– Будешь орать и беситься, как истеричка, и он вырубит тебя! Будешь думать о себе и ляжешь! Думай о цели. О следующем ударе! Ты не думаешь, Вольский! Ты теряешь контроль.
И Лекс очнулся. Все про него. Все правда. Думает о себе, о своем раненом эго. Сдался, мысленно отдал свою женщину врагу. Бесится, теряет контроль и все себе портит. А думать надо о цели, которая не меняется много лет. Никакая другая не нужна. Проверял! Много раз. Не нужна. Только эта. Даже если не понимает, не любит, он будет драться и добьется. Не отступит. На этот раз не отступит.
И Вольский заткнулся. Перестал рычать и вопить, внимательно уставился на грушу, улавливая амплитуду колебаний и раскачиваясь сам на пружинящих ступнях. Перед ним было улыбающееся лицо Дениса, лицо человека, который говорит: «Я запрещаю с ним видеться». А потом смотрит на Лекса и добавляет: «Она моя, ты опоздал, ты всегда будешь только мечтать». И мощный, техничный, четкий удар на выдохе лег ровно в центр на крайней точке сближения, и тяжелая груша звонко отлетела назад.
– Да! – азартно взвизгнула Лера. – Еще!