Первая встречная

Комната была прежней. Ирина прошла к стоявшему в углу знакомому диванчику, «дядя Вася» сел напротив, второй остался у двери.

– Как дела? – спросил он.

– Какие дела? – внешне спокойно, стараясь сдержать охватившую ее дрожь, поинтересовалась она.

«Дядя Вася» усмехнулся:

– Да вы не сумлевайтесь (так и сказал – «не сумлевайтесь»), свои ведь – одному богу молимся, у одного хозяина служим.

– Я не понимаю…

– Гляди, какая непонятливая, – он опять усмехнулся и посмотрел на стоявшего у дверей. – Не понимает! – Он кивнул головой в ее сторону. Тот неопределенно хмыкнул и вплотную подошел к диванчику.

Теперь Ирина рассмотрела их обоих. «Они! Те самые, о которых последнее время часто говорил Агапов. Видно, крупные птицы, если он так хорошо помнил их приметы», – подумала она.

– Так как же все-таки живете? – «Дядя Вася» заговорщиски наклонился через стол, и она почувствовала запах винного перегара.

Ирина хотела встать, но столик прижал ее к дивану. Высокий неожиданно сел рядом.

– А ну, говори… – он площадно выругался. – Куда бегала, кому продавала, – и схватил Ирину за руку.

Тогда она поняла все, вырвала руку, вскочила, опрокинула столик на пытавшегося встать «дядю Васю». Падая, он успел схватить ее за ногу, но она ударила его в лицо и бросилась к окну. Ее нагнал и грубо обхватил Высокий. Она снова вырвалась и кулаком ударила по окну. Послышался звон разбитого стекла, но удар ослабила портьера. В это же время в дверь дробно застучали, она услышала голоса. Продолжая бить по стеклам, она закричала, не обращая внимания на порезанные стеклом руки. Ее оттаскивали от окна, душили, пытались повалить. Она кусалась, кто-то вскрикнул, и сейчас же она почувствовала удар по голове. Она ухватилась за тяжелую ткань, откинула, и на нее пахнуло свежим морозным воздухом. Из передней слышались крики и шум ломаемой двери. Почувствовав вокруг себя пустоту, Ирина оглянулась и увидела разбежавшихся по углам своих врагов – в вытянутой дрожащей руке «дяди Васи» чернел пистолет. Он смотрел на нее и наполненную грохотом переднюю. В глазах у него были ненависть и страх. Высокий вжался в угол, точно хотел слиться со стеной.

– Сюда, скорей, скорей, – услышала она, но не узнала своего голоса, и в эту же минуту «дядя Вася» начал стрелять. Что-то обожгло грудь, голову. Чтобы не упасть, она еще крепче ухватилась за портьеру, но резкая боль огненными молниями пронзила тело, залила лицо, закружила голову. Как сквозь сон она слышала выстрелы, крики, шум борьбы. В внезапно наступившей тишине услышала одинокий выстрел и тонкий, хватающий за душу крик. «Высокий!» – подумала она, успокаиваясь, и медленно, выпуская из рук портьеру, начала сползать на пол. Ткань оборвалась, накрыла ее. К ней подбежали, схватили…

– Ирина, Ирина! – кричал в лицо Марков, но она уже ничего не слышала…

…Широкая лента бинта плотно закрывала голову, оставив открытыми только глаза да затянутый сухой пленкой жара рот. В глазах было столько усталости и муки, что у вошедшего в палату Маркова тоскливо сжалось сердце.

– Это ты? – тяжело переводя дыхание, облизывая пересыхающие губы, медленно спросила Ирина, когда Марков подошел и присел на край кровати.

Операция окончилась часа три назад, но только сейчас его с трудом пустили к ней. В комнате было темно. Ночник слабо освещал кровать и маленький столик. Оконная впадина чернела радом без единого огонька.

Выпростанная из-под одеяла рука, располневшая от перевязок, чуть слышно коснулась рукава гимнастерки Сергея.

– Как хорошо, что ты пришел! Я уж думала, не увижу тебя… Знай, я поплатилась за свою неосторожность. Ведь я должна была обязательно позвонить.

Она болезненно сжала задрожавшие губы, и Сергей увидел, как в уголках ее глаз быстро накапливаются слезы. Не поворачивая головы, она смотрела вверх, в темный высокий потолок, и казалось, говорила сама с собой.

– Вот и конец! – медленно сказала она и, почувствовав, что он протестующе замотал головой, более твердо повторила: – Знаю, что конец! Я поняла это еще до операции… Только боялась, что ты не придешь, откажешься… А так хотелось увидеть…

– Тебе нельзя говорить, помолчи! – попросил Сергей, сдерживаясь, и осторожно погладил открытую, так быстро похудевшую кисть.

– Нет, можно, теперь… можно! Как хорошо, что ты пришел! – повторила она. – Не жалею, что так случилось. Лучше умереть чем знать, что ты проклинаешь, ненавидишь… А раз пришел, значит простил, любишь… Вижу, что жалко… Помнишь, как мы познакомились? Нет, нет, не в парке, а потом, позже! Уже когда мы шли с тобой, я была другой… Помнишь, ты взял меня под руку. Уже тогда я поняла, как трудно мне будет обманывать, – она застонала и заметалась по кровати. – Ты был настоящий, не такой, как другие!.. А наши встречи? Как я их ждала и так тяжело расплачивалась за них. Каждый раз он кричал, угрожал. Он видел, что со мной делалось. Как страшно было жить двойной жизнью… С тобой и с ними…

– Не надо, прошу тебя! Тебе нельзя… – снова тихо попросил Сергей.

– Милый ты мой, родной! Дай сказать все… Ты простил? – робко спросила она.