Первая заповедь

Ночью Шакнир подскочил с лежанки, как ошпаренный, и сразу схватился за кинжалы. Спросонья он не понял, что его разбудило, но почти сразу догадался – сработало заклинание! Шакнир завертелся волчком, смотря во все стороны, выискивая, откуда надо ждать удар. Благо ночь стояла звёздная, и небесное великолепие прекрасно отражалось в глади озера… Озеро!

Зеркальная поверхность тихого лесного водоёма рябила, будто внезапно поднялся сильный ветер. Но ветви деревьев оставались спокойны. Шакнир напрягся, готовый отражать нападение. Из центра озера поднялась фигура, внешне напоминающая человеческую, и громогласный голос сотряс всё вокруг:

– Кто ты, смельчак, вторгшийся в мои владения? Отвечай, или сожру твою душу!

Шакнир молчал. Что-то было неправильно, но он не мог поймать мысль. Появление таинственной фигуры отчаянно ему напоминало о чём-то другом.

– Отвечай, или познаешь всю мощь моего гнева! – надрывался голос. – Примешь в себя моё пагубное дыхание, и лёгкие твои лопнут, не выдержав его!

Разгулялся ветер, разбрасывая остывшие угли костра и свистя в кронах деревьях. Озеро заколыхалось пуще прежнего, магические блики покрывали всё вокруг. И Шакнира вдруг осенило. Спектакль! Вот что это было. Театральное представление. Магические потоки извивались вокруг, но очень слабые, уровня ученика магической гильдии, или какого-нибудь деревенского самородка, что умеет заговаривать телят от несварения и лечить лёгкие раны. Дрожание озера, освещённая Эрлидой фигура, громовой голос – это наверняка должно напугать одинокого путника до дрожи в коленях. Но Шакниру доводилось видеть вещи неизмеримо более страшные, посему он выпрямился и убрал кинжалы в ножны, готовый, однако, к любой схватке – магия есть магия, и даже самая слабая может причинить нешуточный вред.

– Заканчивай это представление, любезный, – голос убийцы звучал устало. – Душевно тебя прошу. Я не выспался, и у меня болит голова.

– Ты, жалкий червь! Как смеешь говорить так со мной? – неизвестный не оставлял попыток вернуть себе инициативу. – Готов принять моё дыхание, жалкий человечишка?

– Право слово, не стоит. И почему ты не оказался прекрасной лесной девой? – риторически вопросил Шакнир. – Есть хочешь?

– А что там у тебя? Я вечером чуял такие ароматы! – голос звучал уже гораздо тише.

– Печёный тетерев. Правда, осталась только нога. Есть ещё сушёное мясо, но вряд ли оно тебе понравится. Жестковато.

– Уговорил, – фигура направилась к берегу, ступая прямо по успокоившейся воде, – давай своего тетерева, и тогда тебе не придётся испытывать на себе пагубную силу моего дыхания.

Шакнир рассмотрел жителя озера внимательнее. Он очень напоминал человека, но кожа была голубоватой, нос сплющенным, уши большими, круглыми и прижатыми к голове. Между пальцами рук и ног имелись перепонки, а сами пальцы были тонкими, длинными и заканчивались толстыми острыми когтями.

– Вот, держи, – Шакнир протянул ножку тетерева. – Для себя берёг, но ладно уж.

– Ох, спасибо, давно мечтал! Плохо мне удаётся ловить их, да и с огнём я не очень дружу, сам понимаешь, – голубоватый рвал зубами остывшее мясо. – Кстати, меня зовут Аннариит-Ломо, можно просто Ан. Я лесной дух. Живу-то я в озере, конечно, но отношусь именно к лесным, озеро ведь в лесу.

– Ясно, лесной дух. А я Шакнир.

– Очень приятно, – голос Ана был немного неприятным, шершавым, словно скрип гальки, но вполне дружелюбным. – Пока я ем, расскажешь мне, что происходит во внешнем мире? Последние новости я слышал, пожалуй, лет шестьдесят назад, когда сюда случайно забрёл заплутавший охотник.

Шакнир, припоминая, что произошло за последние полвека, принялся сумбурно рассказывать духу свежие (для него) новости – долгий мир в Империи, правление Ронана II Килкита, достижения людей и Горных в науках, установление дипломатических связей с Патаром, новые законы и уложения. Ан, когда пришла его очередь, поведал о жизни лесного духа, скучной и однообразной. По его словам, лет триста назад он действительно мог своим дыханием смести сотню воинов в латах, но сейчас лес слабел. Это было неизбежно – магические потоки не инертны, они постоянно перемещаются, как по естественным причинам, так и в силу созданных человеком возмущений в Эфире. Магия уходила из леса, а с ней теряли силы и духи. Те, кто жил на окраине леса, питались верой людей и ещё что-то могли, такому же, как Ан, обитателю чащобы, оставалось лишь ждать неминуемой участи – когда потоки совсем иссякнут, он станет обычным лесным существом, лишённым и тени колдовских возможностей.

– Правда, ходят слухи, что в сердце леса дремлет волшба настолько древняя, что и самые сильные из нас не суются туда, – закончил рассказ Аннариит-Ломо, вращая белёсыми рыбьими глазами. – Там у них свои хранители леса, облик которых настолько противен даже нашему глазу, что и говорить не хочется.

– А про лесной народ – правда? – осведомился Шакнир.

– Ага. Но они редко выходят на разговор. А спрятаться могут так, что человек в жизни не найдёт их. Они плоть от плоти леса, чуют его так, как даже нам не дано.

– И как они выглядят?