Первая жена (сборник)

– Все правильно! Жизнь прекрасна именно своей непредсказуемостью. Но когда вы четко осознаете: этот человек мне нравится. Он дает мне то-то и то-то. Я могу ему предложить это и это. Тогда вы понимаете смысл отношений, тогда вы осознаете глубину взаимосвязей. Тогда вы сами отвечаете за происходящее и сами выстраиваете свою жизнь так, как мило вашему сердцу.

Женя завороженно смотрела на девушку и поражалась ее мудрости, которая не слишком-то вязалась с ее молодостью и тем не менее была очевидной.

– Кстати, если вы помните, то изначально вы обратились ко мне с проблемой в отношениях с детьми.

– Да? Разве? – искренне удивилась Женя.

Врач рассмеялась:

– Какие сейчас взаимоотношения с дочерью? С сыном?

– Да нормально все. Знаете, когда я переключилась на себя, дети как будто сами собой выправились, выравнились и успокоились. Даже странно.

– Ничего странного! Так работает психотерапия!

* * *

С тех пор в жизни Жени многое поменялось. После сорока она во второй раз засобиралась замуж. Но буквально накануне свадьбы встретился ей другой человек, с которым неожиданно случился роман, круто изменивший ее судьбу. Жизнь преподносила ей сюрприз за сюрпризом, будто бы возмещая яркими и мощными эмоциями серо и буднично прожитые годы.

* * *

С Надеждой у Глеба все сложилось иначе. И хотя слово «люблю» долгое время не появлялось в их лексиконе, ко второй своей супруге Глеб испытывал настолько глубокое чувство, что подчас ловил себя на мысли: а уж не роль ли отца играет он в ее жизни?

Слишком оголена была ее душа, слишком тосковала она по матери, по несостоявшейся дочерней любви, слишком нуждалась в тепле, чтобы он мог позволить себе ее обидеть. Он стал для нее одновременно всем: и мужем, и отцом, и братом, и собеседником, и советчиком. А уж когда Анечка родилась, то Надежда от счастья совсем голову потеряла. Видимо, люди, прошедшие детдом, по-другому ощущают многие обыденные вещи…

Надежда мечтала иметь много детей и вряд ли остановилась бы на одном ребенке, но тут свое слово сказал Глеб:

– Надя, повременим! Мне еще своих старших поднять надо.

Безусловно, это был аргумент. Надежда понимала, что и троих одновременно тянуть трудно. Где уж тут думать о пополнении? И хотя первая супруга Глеба была женщиной вполне обеспеченной, продолжая вести свое дело, Глеб все равно считал необходимым все вопросы детей, в том числе и финансовые, решать сам.

Это теперь, когда старшие более-менее определились в жизни, когда Анечка почти выросла, когда можно было бы и подумать о малыше, теперь Надежде исполнилось сорок. И дальше тянуть некуда, уж если решаться, то только сейчас… Да что-то не решалась она на такой шаг. То ли возраста своего боялась, считая рискованным для родов, то ли перегорела…

А уж когда Анна высказала родителям столь явное неуважение и непочтительное отношение, то Надежда засомневалась не только в возможности новой беременности, а испытала разочарование от процесса воспитания вообще. К чему рождение детей? Зачем это все – переживание за них, жертвенность, педагогические усилия, отказ себе во многом ради блага ребенка? Вот это все кому нужно? Если ребенок живет без проблем, катается как сыр в масле, не зная практически никаких ограничений и имея все, что душа пожелает, и при этом позволяет себе выказывать недовольство и обижать самых дорогих людей? Да что там дорогих? Людей, которые дали жизнь! Самое ценное, что только может быть. То, что не имеет цены, то, чего не взвесить ни на каких весах? Тогда надо признаться себе в полной педагогической несостоятельности. Тогда надо осознать, что все родительские усилия по воспитанию – это ноль! Они не привели к желаемым результатам. Они лишь развратили, разбаловали, испортили и самого ребенка, и взаимоотношения с ним…

Такого потрясения Надежда не переживала давно. Оно было сопоставимо, пожалуй, со смертью мамы. Да и то: смерть человека – это все-таки очевидное обстоятельство, это неизбежность. Раньше, позже, но случится с любым. А здесь – самый близкий тебе человек, твоя плоть и кровь, твой выпестованный, взлелеянный ребеночек, ради которого ничего не жаль, говорит тебе не просто гадость, а осознанно причиняет боль… Как это принять? Надежда принять не могла.

* * *

На следующий день у Надежды с дочерью состоялся разговор. Она не любила копить обиды в себе, пережевывая и перелопачивая внутри себя одну и ту же неприятную мысль. Ей непременно надо было выговорить свою боль, излить вовне.

Она всегда могла поделиться с мужем. Вот уж кто непременно выслушивал, переспрашивал, анализировал вместе с ней… В этот раз они с Глебом приняли решение, что Наде надо не просто объясниться с дочерью, а буквально поставить ее на место, чтоб не развивались в ней ни хамство, ни грубость, ни наглость.

Разговор получился неожиданным.

Сначала Анна держалась надменно и высокомерно, сквозь зубы цедя фразы, грубо отвечая матери и показывая всем своим видом, что разговор для нее неинтересен и утомителен.