Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-« антихриста»

На рассвете следующего дня над Москвой вновь поплыли звуки набата, но они уже не застали никого врасплох. Вся царская семья и ближние бояре собрались в Грановитой палате, чтобы выработать хоть какую-то стратегию борьбы с бунтовщиками. Софья пришла туда одной из первых и с интересом наблюдала, как поредела толпа царедворцев, окружавших еще вчера Наталью Кирилловну. К ней же, напротив, подходили те, кто еще накануне едва кивал царской дочери, торопясь по своим делам.

Впрочем, ранняя встреча так ничем и не закончилась, потому что до смерти напуганные вельможи ни в какую не желали брать на себя бразды правления, выпущенные погибшим накануне Матвеевым. Мальчик-царь был не в счет, на Ивана тоже никто не обращал внимания. Из мужчин ближе всего к трону стоял Милославский, но бояре скорее дали бы себе отрубить руки, чем снова подпустили его к управлению государством.

В Грановитой палате стоял шум. Бояре лаялись друг с другом и, позабыв об указе Тишайшего, уже начали местнические дрязги, как пришло сообщение, что стрельцы снова собрались перед Красным крыльцом и требуют, чтобы их приняли оба царевича, патриарх, Наталья Кирилловна и другие члены царской семьи. Бояре, окольничие и дворяне, только что поминавшие друг другу дедовские заслуги, вдруг присмирели, словно к стае дворовых собак подошел меделянский пес.

И когда в Грановитую палату явились выборные от стрельцов и, не ломая шапок, спросили, с кем вести переговоры, никто не шелохнулся. Все присутствующие посматривали друг на друга в надежде, что найдется смельчак, который не побоится взять на себя ответственность за переговоры. В палате повисла тишина, среди которой вдруг раздался звонкий девичий голос:

— Что привело вас во дворец, стрельцы?

От неожиданности многие вздрогнули, а выборные, повернувшись на голос, с удивлением увидели невысокую симпатичную черноволосую девушку, стоящую перед ними с царским достоинством.

— Царевна Софья! Это Софья Алексеевна! — прошелестело среди стрельцов.

Царевна молча глядела на них в упор, и вот уже рука одного из выборных потянулась снять шапку, за ним, сняв головные уборы, опустились на колени остальные. Только после этого Софья смягчила свой взор и мягко проговорила, словно коря малых детей:

— Я чаю, вы пришли сюда с какой-то просьбой. Говорите, не бойтесь. Бог милостив, а нам, царям, негоже быть строже его. Уверена, мы сможем найти решение, которое будет приемлемо для всех.

Глава делегации, ее вчерашний знакомец в багряной ферязи, с низким поклоном подал ей челобитную.

— Мы требуем, — начал он, вставая с колен, — чтобы нам выдали оружничьего Ивана Кирилловича Нарышкина, а отца царицы, Кирилла Полуэктовича, отправили в монастырь. А коли добром не выдадите Ивана, так сами найдем.

Среди собравшихся произошло легкое движение — это стоявшие по бокам царицы Натальи Кирилловны бояре подхватили потерявшую сознание женщину. Не поведя даже бровью, Софья указала на протянутый свиток глазами стоявшему рядом боярину Якову Одоевскому, и тот, взяв его из рук сотника, передал с поклоном царевне.

— Хорошо, мы выслушали вашу просьбу. Ждите на площади нашего решения.

— Побыстрее, царевна, — пробормотал стоявший рядом с сотником стрелец в зеленом кафтане, — мы не будем долго ждать.

— Вы слышали наш ответ, — сказала, как отрезала, Софья, — а теперь извольте оставить нас для принятия решения.

И так велика была внутренняя сила, сквозившая во всех движениях и словах молодой девушки, что бунтовщики, еще раз поклонившись, безропотно вернулись на Соборную площадь, аккуратно прикрыв за собой двери.

По Грановитой палате пронесся легкий вздох облегчения — слава Богу, пронесло! Оставалось только уговорить Наталью Кирилловну собственными руками отправить на смерть брата, которого она прятала в своих покоях. С царицей случилась истерика. Белая, как смерть, она рыдала, проклиная стрельцов и тех, кто подбил их на бунт, отказываясь слушать увещевания ближнего окружения. А между тем за стенами дворца начал нарастать гул голосов, среди которых слышались отдельные выкрики. Казалось, еще немного — и повторится вчерашний кровавый кошмар.

Бояре, что послабее, начали уже втягивать головы в плечи и коситься по сторонам в поисках выхода.

Только Софья стояла среди этого бедлама с выражением полной отрешенности на лице, пугая слабых духом еще больше, чем стрельцы за стеной.

— Людишки на площади ждут, Наталья Кирилловна, — проговорила она спокойно, — не стоит заставлять их ждать. Все пропадем из-за тебя.

— Придется, царица, тебе выдать своего сродственника, — угрюмо поддержал царевну Иоаким. — Слышишь, что на площади делается? Его не спасешь, а нас всех погубишь. Подумай о своем сыне, царе Петре Алексеевиче. Что с ним будет?

Стоявший рядом с Голицыным боярин Одоевский, крякнув от досады, махнул рукой:

— Сколько тебе, государыня, ни жалеть брата, а выдать придется.