Первая жертва

Но сейчас им все равно, где находится земля, – слишком далеко в море они зашли. Это станет важно через несколько недель, но в данный момент они отдались на волю волн, все их заботы связаны с яхтой, ветром, водой и погодой. Осматривая однообразную сине-зеленую гладь океана, который простирался во все стороны, сколько хватало глаз, путешественники вспоминали обозначения штурманских карт: извилистые красные линии зоны ураганов, толстые зеленые стрелки, указывающие течения, оперенные стрелы направлений ветра и окружности, обозначающие штилевые районы.

Но штурманская карта содержала сведения о вероятных и ожидаемых условиях. Она не могла предусмотреть все неожиданности плавания. В таком деле приходилось больше полагаться на барометр, который застыл на отметке 29.9, ветер северо-западный, волнение умеренное. Деннисон и Джеймс следили за скоплением и передвижением облаков, как сухопутный житель следит за маневрами вражеских армий. Любой порыв ветра, любое изменение морских течений, любое колебание температуры и давления могло таить в себе угрозу – слабый отголосок того, что может выкинуть коварное море в следующую минуту.

Их путь пролегал по выверенным территориям, по морским странам океанских просторов. На третий день они дошли до мест, где пришлось распрощаться с попутным ветром. Впереди раскинулись «конские широты», полоса штилей и неожиданных шквалов, одинаково тяжелая как для человека, так и для судна. Через «конские широты» протянулся восточный рукав Саргассова моря. За ним находились воды Бермудских островов со своими капризами, а потом их ждал Гольфстрим и северо-западные ветры.

Попутный ветер ослабел, вести кеч теперь стало легче легкого. На ночных вахтах Деннисон придерживал штурвал одной рукой, лежа на спине и устанавливая курс по звездам, проглядывающим сквозь просветы ночных облаков. Во время долгих ночных вахт делать было нечего, разве что иногда поглядывать на компас, когда звезды меркли в свете восходящей луны.

Ночи летучих рыб. Легкое, необременительное плавание, которое оставляет моряку массу времени на раздумья и грезы, когда вода мягко шипит под носом яхты и кеч скользит по невысоким волнам моря.

Массу времени на раздумья… О Нью-Йорке.

Для чего он собирался попасть в Нью-Йорк? Ах да, за деньгами. Попросить взаймы. Но удастся ли ему выбить деньги из сестры? Вполне вероятно – так ему казалось, пока он рассказывал об этом всем и каждому в Сент-Томасе. Сомнительно – в действительности. Но теперь, оставшись наедине с собой, он находил эту авантюру почти безнадежной.

Деннисон вспомнил сестру, вдову с длинным носом, дамочку в цветастых шелках, которая жила в домике на Грамерси-парк, посвятив себя своим кошечкам и концертам. Что она может ему дать?

Комнату. Комнату и стол, и, возможно, немного карманных денег. На сигареты, скажет она, поскольку знает об этой мужской привычке.

За это благодеяние он будет вынужден выслушивать бесконечные лекции. Что даже похлеще, чем лекции Армии Спасения, и хуже бормотания святых отцов. По крайней мере, Армия Спасения и святые отцы кое-что понимают в жизни. Оливия же не видела ничего, кроме своего Грамерси-парка и фешенебельной части Лонг-Айленда.

Сперва она ударится, так сказать, в обзор. Она по минутам восстановит все тридцать четыре года его существования на грешной земле. Она припомнит, какие перспективы светили ему, когда он вступал в жизнь, – упомянет его образование, определит уровень его интеллекта и его способностей, что будет сильно смахивать на кипу психологических тестов, которыми его пичкали в колледже.

Обзор завершится неутешительным резюме. Что он сделал со своими возможностями и способностями? Ничего, даже меньше, чем ничего! Кто он сейчас? Нищий, бродяга, тип, неспособный нести ответственность за свои действия, не желающий занять подобающее ему место в достойном образе жизни – в Лонг-Айленде и Грамерси-парке.

Затем воспоследствует мольба. Еще не поздно! Изменись! Стань кем-нибудь! Оливия даже отыщет для него возможности – помощник в обувном магазине, продавец в фирме, производящей пылесосы. Сама по себе работа не в счет, главное – это благородный порыв к труду. Это прежде всего! Стань нормальным человеком, вступи в ряды воинства с серыми мордами, в ряды людишек, которые просыпаются в семь и возвращаются домой в шесть.

И когда он наплюет на ее мольбу и на предлагаемую работу, последуют возражения и аргументы, шаткие и идиотские аргументы о ценности благопристойного образа жизни в этом мире, в мире Оливии. Он никогда не мог ее переубедить. Все это заканчивалось удручающе однообразно: Оливия приказывала ему убираться из ее домика и возвращаться к своей беспутной жизни.

А деньги? Как насчет денег?

Каких денег?