Первая жертва

– Да. Он всегда говорил, что кулаками решают проблемы только полные идиоты. Хотя, конечно, если был не в духе, мог и накричать. Но раньше все мужчины так себя вели, разве нет?

– Думаете? – ответил Касё.

Вдруг дверь открылась, и молодая медсестра ввезла в комнату отдыха пожилого мужчину на коляске. Несколько человек (скорее всего, родственники) уже ждали его у стола. Они наперебой заговорили: «Как ты?», «А у нас для тебя пудинг!» Наверное, мужчине только что сделали операцию. Он покачал головой, пытаясь изобразить недовольство, но его лицо само собой расплылось в улыбке. Комнату заполнил веселый смех. Мать Канны даже не посмотрела в ту сторону.

– Ваш муж так сильно не хотел, чтобы Канна стала телеведущей? – задал Касё очередной вопрос.

– Да. Он говорил, что отбор на телевидении очень строгий. Но пусть даже она бы прошла собеседование… Быть публичным человеком невероятно тяжело. Журналисты непременно станут совать нос в твою личную жизнь, а окружающие – распускать про тебя сплетни.

Касё недоуменно посмотрел на женщину и разжал руки, которые до этого лежали на столе и были сцеплены в замок.

– Неужели его это действительно так беспокоило?

– Конечно, а что вас удивляет?

Касё продолжил задавать вопросы все таким же мягким голосом.

– Может, было что-то конкретное, что ваш супруг опасался услышать от окружающих?

– В общем-то нет. Просто, понимаете, мой муж довольно известный человек, профессиональный художник, конечно, ему не хотелось, чтобы его родная дочь снималась в развлекательных шоу и строила карьеру, опираясь только на свою внешность.

– А вашему мужу, получается, удавалось прокормить семью, только рисуя картины… Это впечатляет.

– Ну нет, одним рисованием семью не прокормишь. Он был штатным сотрудником в художественном колледже, а еще проводил групповые занятия с ребятами, которые хотели учиться именно у него.

– Кстати, я слышал, что Канна участвовала в этих занятиях в качестве модели.

Мать Канны ответила, откинув назад свои длинные волосы.

– Да, в детстве. Было сложно найти ребенка, который смог бы позировать для картин. Канна сама сначала радовалась, говорила: «Здорово, у меня будут красивые портреты!» Но потом она стала капризничать, требовала, чтобы отец ей платил, пропускала занятия, чтобы погулять с друзьями. В итоге, насколько я знаю, Наото велел ей больше вообще не появляться на его уроках.

Что-то здесь не сходилось. Мать Канны описывала ситуацию совсем не так, как Кёко, будто рассказывала про совершенно другой случай.

– Из ваших слов у меня сложилось впечатление, что и с мужем, и с Канной у вас были в целом хорошие отношения. Вы уже потеряли супруга, а теперь, если ничего не предпринять, ваша дочь тоже лишится всякой надежды на будущее. Но ей еще можно помочь. Конечно, я прекрасно понимаю, что сейчас именно вам, ее матери, тяжелее всего, но, может, вы все-таки выступите в суде свидетелем со стороны защиты? Тогда у Канны появится шанс, искупив свою вину, начать новую жизнь.

На лице матери Канны не дрогнул ни один мускул.

– Все сложится, как должно. Я не могу ничего изменить. Мне остается только надеяться, что она сможет все преодолеть и начнет жизнь с чистого листа.

На первый взгляд могло показаться, что женщина говорит разумные вещи, но при этом меня не покидало ощущение, что она просто не хотела ни во что ввязываться. Похоже, жить вместе с Канной после того, как ту освободят, мать не собиралась.

– Вот как? – Касё какое-то время озадаченно молчал, а потом, пытаясь настоять на своем, продолжил: – Вы не думали о том, что с вашей стороны было бы правильнее помочь дочери?

Мать Канны взглянула на него.

– Посудите сами. Вы бросаете на произвол судьбы свою единственную дочь и встаете на сторону погибшего супруга. Конечно, у вас есть на это свои причины, но люди о них вряд ли узнают. В прессе ведь не рассказывают всех подробностей судебного процесса. Про вас сообщали только то, что вы будете выступать со стороны обвинения. Извините, это прозвучит грубо, но, скорее всего, многие истолкуют ваше решение как попытку избежать родительской ответственности. И это можно понять, не каждый родитель готов защищать ребенка, который совершил убийство. В том числе не каждая мать. Но наш мир полон предрассудков. Вы ведь уже начали чувствовать на себе косые взгляды? Подумайте, после суда на вас наверняка обрушится целая лавина общественного осуждения. Может, все-таки стоит вспомнить о семейных узах, которые связывают вас и Канну, и попробовать помочь ей? Это пойдет на пользу и вам самой.

Женщина громко прокашлялась. На ее лице, красивом, но до этого момента непроницаемом, впервые проступили эмоции. Она замерла, обдумывая слова Касё, а спустя минуту дала свой окончательный ответ:

– Нет, все-таки ничего не выйдет. Что я скажу в суде? Мне ведь не от чего ее защищать.

Дождавшись, когда в разговоре возникнет пауза, я обратилась к матери Канны:

– У меня тоже есть к вам несколько вопросов, если вы не возражаете.

Она холодно ответила:

– Вы ведь клинический психолог, я правильно услышала? Не психиатр?