Первая жертва

Нам оставалось только гадать, каким будет исход. Но в любом случае мне показалось очень важным замечание Китано, что происходившее с Канной следует расценивать как сексуальные домогательства. Его слова могли сильно повлиять на решение судебной коллегии. Я собиралась взять что-то попить в торговом автомате, одиноко стоявшем в пустом коридоре, когда к нам подошли Касё и Китано.

– Что за наглые вопросы. У него самого, должно быть, проблемы с головой, – возмущался Касё, доставая из кармана монеты.

– Не переживай ты так, – успокаивал его Китано.

– Ничего, главное – Канна смогла честно и открыто рассказать о своих переживаниях. Я даже не ожидала! Это вы ее подготовили?

Касё устало протянул:

– Ну… – И, собравшись с мыслями, добавил: – На самом деле она и без нас была давно готова.

Я кивнула.

– Да, она ведь мечтала стала телеведущей… – заметил Цудзи.

– Именно. Она училась не только озвучивать факты, но и выражать свое мнение так, чтобы не задеть чужие чувства. Однако раньше она не решалась высказываться из-за чувства вины. Поэтому я сказал ей: «Тебе нужно донести до суда, как ты сама относишься ко всему, что с тобой происходило. Не бойся задеть своих родителей, не думай о том, что ты им чем-то обязана. Сейчас ответственность за твою судьбу лежит на нас троих: на мне, Китано и тебе самой».

– Ну, теперь решение за судом, – вздохнул Китано.

В ответ Касё вяло улыбнулся:

– Да, нам остается только дождаться вердикта.

Касё с Китано пошли обратно к залу суда, а мы с Цудзи задержались у автомата, чтобы купить горячий чай в бутылках. Вообще чай с молоком для меня слишком сладкий, но в тот момент моему утомленному разуму был нужен именно он. Я допила чай, но, когда выбрасывала бутылку, испачкала пальцы. Они сразу стали липкими.

– Я отойду на пару минут, – сказала я Цудзи и направилась в уборную.

Зайдя в женский туалет в конце коридора, я тут же встретилась взглядом с матерью Канны, которая стояла у раковины и мыла руки. Я была готова увидеть ненависть в ее глазах, но она лишь отвернулась и опустила голову, словно хотела избежать моего взгляда. Мне уже приходилось сталкиваться с таким поведением, причем не когда-то давно. Наоборот, я наблюдаю его довольно часто: так делают некоторые пациенты, стоит мне на них посмотреть. У меня перехватило дыхание. Мать Канны уже собиралась выбежать из туалета, но я преградила ей путь. Женщина бросила на меня испуганный взгляд.

– Госпожа Хидзирияма, – доброжелательно произнесла я. – Позвольте задать вам один вопрос.

– Нет, оставьте меня в покое!

Мой взгляд скользнул по ее левой руке, и она сразу одернула наспех закатанный рукав. Рука этой женщины выглядела еще хуже, чем у ее дочери. Все предплечье от запястья до локтя было покрыто порезами и едва заметными пятнами, похожими на следы от ожогов. Вряд ли их появление можно списать на какое-то происшествие или, например, случайный ушиб. Я в изумлении уставилась на нее. Мать Канны пронзила меня взглядом, на ее красивых глазах выступили слезы. Где-то в глубине ее зрачков таилась настолько кромешная тьма, что мне было страшно в нее заглядывать.

– До свидания, – сердито бросила женщина и уже собиралась уйти, но я остановила ее.

– Подождите, пожалуйста! Это вы сами?.. Или кто-то?..

Я вспомнила случаи из своей практики, когда матери закрывали глаза на то, что их дочери регулярно становились объектом сексуальных домогательств.

– Это уже в прошлом. Сейчас со мной все нормально.

Часто матери жертв домогательств сами в детстве сталкивались с ним или даже подвергались сексуальному насилию. И во взрослом возрасте они вновь проживали знакомый сценарий, когда с тем же самым сталкивались их дети. Я медленно закрыла глаза, затем снова открыла их и сказала:

– Если вас что-то тревожит и вы хотите об этом поговорить, поищите хорошего специалиста… Такого, которому вы сможете довериться…

– Я же сказала, со мной все нормально! Мне нечего обсуждать с чужим человеком! – резко ответила она.

Я слабо покачала головой.

– Вы уверены?

Она развернулась и быстрым шагом вышла из туалета. Я включила воду и еще какое-то время стояла, вцепившись в край раковины. Возможно, именно мать Канны больше всех боялась, что во время слушания ее дочь не выдержит и сломается. Для нее увидеть это значило бы вновь полностью пережить сценарий из собственного темного прошлого. Именно поэтому на суде она старалась не смотреть на дочь.

На заседании Канна вспомнила, что говорила о шрамах ее мать: «Отвратительно». Я тихо повторила это слово. Нет! В них нет ничего отвратительного. Эти шрамы – лишь доказательство того, что Канна смогла пережить все ужасы, которые с ней происходили. К сожалению, рядом с ней не оказалось ни одного человека, который бы ей это объяснил. Этого не сделала даже ее родная мать. Даже сейчас.

Услышать приговор пришло гораздо больше людей, чем на сами слушания. В зале суда было не протолкнуться. Передний ряд мест, предназначенных для слушателей, по большей части заняли журналисты. Наконец внутрь зашли члены судебной коллегии, и в последний раз прозвучали слова:

– Всем встать!