Первая зорька

В темноте пробираться среди тростников еще труднее. Замечаем вдали пляшущую красную точку и направляемся к ней. Красная точка быстро растет, превращается в костер. Вот уже видны фигуры двух человек. Это Павел Дормидонтович и Дорогин жгут сухой тростник. Вечером птица летает плохо — таково мнение всех.

— Утро вечера мудренее, — говорит Макаров. — Давайте, братцы, закусим.

Из рюкзаков извлекаются хлеб, помидоры, огурцы, колбаса, яйца. Павел Дормидонтович достает объемистую фляжку, наливает всем в кружки немного вина.

— После трудов праведных не грех и по махонькой… Господи, прости раба твоего Павла, — старик комично крестится, единым духом выпивает содержимое кружки и хрустит соленым огурцом.

Разговор становится оживленнее. Усиленно работают челюсти.

— Возле меня совсем не летали, — все еще переживает неудачную вечернюю зарю шофер. — Даже стволы не прогрел.

— И у меня тоже, — отзывается Макаров. — Да шут с ними, с утками, забодай их комары. Я приволье люблю, вот эдакие вечера у охотничьего костра. Нет, я стрелял, ей-богу, стрелял. Только результат: ноль-ноль…. Знаете двух дураков на свете?

Мы переглядываемся: кого старик имеет в виду?

— Не знаете? — Павел Дормидонтович хитро посматривает на нас. — Первый дурак — рыбак…

— Почему? — удивленно спрашивает Поляков. Всем нам известно, что рыбалку он любит не меньше охоты. — Почему, дядя Паша?

— А потому: рыбак ничего не видит, а ловит. Правильно? А второй дурак… — Макаров обводит нас взглядом и заканчивает: — Второй дурак — наш брат — охотник. Ничего не потерял, а ходит ищет.

…На ночь каждый устраивается в своей лодке. С озера долго еще доносятся крики уток, в темноте над нами время от времени слышен посвист крыльев невидимых птиц.

С первыми признаками рассвета мы уже на ногах. Помогаем друг другу перетащить лодки через косу в залив Синие воды, и один за другим разъезжаемся в разные стороны, условившись собраться на этом же месте в полдень.

Утром птица летит дружно. С залива Синие воды то и дело поднимаются большие стаи и тянут к «морю». Тут и чирки, и кряквы, и шилохвостки, и широконоски, и серые.

К полудню лет прекращается. Я собираю трофеи — семь уток разных пород — и гоню лодку к месту бивака. Поляков и Дорогин уже там. Шофер чистит картошку, корреспондент возится с ружьем. Об успехах спрашивать не приходится: в лодках у каждого лежат хорошие связки уток.

— А где же старик? — ни к кому не обращаясь, спрашивает Дорогин и смотрит на часы.

В самом деле, второй час, а Павла Дормидонтовича нет. Нам он известен своей аккуратностью.

— Приедет, — спокойно замечает Антон Михайлович. — Старик бывалый, что с ним случится…

Охотничий суп из уток давно готов и, кажется, успел уже остынуть. Часы показывают начало пятого, а Макарова нет. О еде никто не думает. Молчим. Наконец Алексей решительно поднимается и идет к лодке.

— Надо искать Павла Дормидонтовича. Куда он утром-то поехал?

И тут выясняется, что никто не видел, в какую сторону уехал Макаров. Где его теперь искать? Поляков предлагает одному ехать вправо по заливу, другому — влево, а третьему — прямо. Соглашаемся с его планом, так как ничего лучшего придумать не можем. Если кому потребуется помощь — условный сигнал три дублета.

Небо, еще недавно такое чистое, затянуло низко стелющимися серыми облаками. Края их клубятся, на глазах меняют очертания. Ветер дует с севера и с каждой минутой усиливается. Поверхность еще час тому назад зеркально гладкой воды залива теперь вспенена, по ней гуляют высокие волны. Я плыву на восток, тщательно осматриваю каждое плесо, каждый островок тростника. Никаких следов Макарова. А в груди растет и растет тревога, хотя очень хочется думать, что с ним ничего плохого не случилось. Проходит час, другой… До меня долетает слабый звук дублетного выстрела, за ним еще один и еще. Все сомнения отпадают, стреляет кто-то из наших, где-то далеко, позади меня. Поворачиваю лодку обратно. Волны швыряют ее, рискую то и дело зачерпнуть воды или перевернуться. Ветер приносит слабое постукивание мотора на лодке Дорогина. Значит, стрелял корреспондент, и Алексей спешит к нему.

Еду на звуки мотора, но против ветра грести тяжело, продвигаюсь медленно. Ветер то ясно доносит постукивание двигателя, то заглушает его.

А тучи, тяжелые, косматые, опускаются все ниже, из них начинает сочиться косой мелкий и холодный дождь. Упорно гребу, стараясь удержать лодку в нужном направлении и не потерять ориентировки. Начинает смеркаться. Неожиданно из-за ленты тростников показывается лодка Алексея, а за ней на буксире тянутся еще две. Становится легко на сердце: Макаров найден. На второй лодке Поляков, на третьей… На третьей человека не видно. И снова жарко, снова охватывает меня тревога.

— Где Макаров? — кричу я, привстав, но товарищи не слышат меня. «Павел Дормидонтович в одной из этих лодок», — решаю я и изо всех сил гребу им наперерез.

* * *

Ночь. В тростниках заунывно свистит ветер. Дождя нет, но тучи плотные, на небе не видно ни одной звезды. Рыжие лохмы костра то прижимаются к самой земле, то упруго взлетают вверх, разбрызгивая снопы искр.