– Не понял, – нахмурился он. – Что это значит?
– Почему это предположительно? – повторил я. – Моя мать наполовину эфиопка. Кстати, наполовину она японка. Это, по-видимому, относится к.… Как вы сказали? Азиатской группе? Да и моя бабка по отцу, наполовину индианка племени Шайенн. И ни один, из нижеперечисленных фактов, никак нельзя назвать маловероятным или внеземным. Ведь что есть, то есть.
– Хм-м-м, ты это серьёзно, сынок? – как-то уж очень странно посмотрел на меня он.
– Конечно, – кивнул я. – Уже два года я пытаюсь с кем-то об этом поговорить, но меня никто не слушает.
– Ясно, – протянул он и не засиживаясь далее, ретировался.
Подумать только! Эти ученые обезьяны в халатах "мучили" меня почти два года, и никто из них не сообразил просто меня расспросить.
На следующее утро, я получил письменный приказ, обязывающий меня явиться в 15:00 к воротам медицинского центра, с вещами. Ниже следовали указания о запрете моей службы в боевых частях.
"Рядовой Малиновский является носителем ценных генетических наборов, значительно важных для Соединённых Штатов Америки. Строжайше запрещается подвергать его жизнь как прямой, так и косвенной опасности…".
К приказу прилагалось, подписанное каким-то генералом, назначение в интендантскую службу.
Мечты о морской пехоте канули в небытие.
Вместо того чтобы завоёвывать себе звание на передовой, я отправлялся чистить картошку.
В моих ушах грохотал заливистый смех.
Угадайте-ка, чей!
4
С поваром-сержантом, к которому меня приставили помощником, я сразу не поладил. Это был двухметровый негр, который был абсолютно уверен в том, что он шеф дорого ресторана.
Фамилия его, была Бронсон и он почему-то считал, что сообщать своё имя незнакомому человеку, противопоказано. А так как я, был "незнакомый", то так и не узнал, как же его при рождении нарекла матушка.
Он требовал от меня беспрекословного подчинения и выполнения самых "чёрных" работ. Когда же я поинтересовался рецептом, одного, из действительно превосходно приготовленных блюд, то в ответ получил этакую фразу:
– Послушай, парень! Если Бог обидел тебя белой кожей, да к тому же, ты не француз и не итальянец, то повар из тебя точно никудышный и сообщать тебе рецепт я не буду. Усёк?
– В принципе, да, – кивнул я. – Однако полностью не согласен.
– Не согласен он, видите ли, – фыркнул афроамериканец. – Да, когда ты станешь готовить по моему рецепту, то всё равно чего-то там напутаешь и напортачишь, а потом ещё скажешь, что это я виноват!
– Ничего подобного! – помотал головой я, но Бронсон меня даже слушать не стал.
– Так и представляю, как ты стоишь и оправдываешься перед своими беленькими дружками, – продолжил разглагольствовать он, а потом попытался спародировать мой голос:
– Вы понимаете, мои белозадые братаны, блюдо было хреновым изначально, вот оно и получилось на вкус, как говно… – он хохотнул и добавил. – Короче, отправляйся драить кастрюли, солдат. На кухне твоё место рядом с раковиной и нигде больше!
Я терпел уже две недели, и это стало последней каплей переполнившей золотой кубок моего терпения.
– Да ты настоящий расист, Бронсон! – стукнув кулаком по столу, заявил ему я. – А работать под началом расиста, каким бы хорошим поваром он ни был, я не согласен!
Вообще-то здесь армия, а не детский сад, – покачал тяжёлой головой, он. – И не ты решаешь, что тебе делать и под началом кого, какой работой заниматься!
Я открыл было рот, но повар не стал дожидаться пока я отвечу на его реплику.
– Если же тебя это не устраивает, то я, запросто смогу организовать тебе военно-полевой суд за невыполнение приказа. А там уже недалеко до армейской тюрьмы, где кормят совсем не так хорошо, как здесь, потому что повар там, такой же белый растяпа, как и ты… а теперь, времени на пустую болтовню у меня нет, а тебя ждёт грязная сковородка, сынок!
Ох, как же мне тогда захотелось врезать по его наглой, лоснящейся от пота, чёрной физиономии. Но это действительно было чревато военно-полевым судом, к тому же, у меня закралось смутное подозрение, что мне не справиться с этакой мускулистой двухметровой гориллой.
Хотя, кто его знает? Недаром же говорят, что "большие шкафы" громко падают…
Я раздул ноздри, сжал руки в кулаки, так что побелели костяшки пальцев, однако драться с ним не стал. Вместо этого, я решил пойти к интенданту и попытав счастья, попросить у него назначения на другую должность.
Наш интендант, капитан Коннелли, производил впечатление добродушного мулата средних лет. Заявившись к нему в кабинет и отдав честь, я встал по стойке смирно и начал рассказывать ему о своих проблемах.
Он прервал меня, недослушав до конца:
– Сынок, я понимаю твоё положение и искренне сочувствую тебе. Но и ты должен понять, что людей у меня не хватает и я делаю всё что могу, чтобы облегчить вам службу.
Короче будь паинькой и не беспокой взрослых глупыми вопросами…
Уже начиная слышать мерзкое хихиканье судьбы, я извлек из нагрудного кармана письмо, полученное мной в последний день пребывания в медицинском центре.