Первенец (СИ)

Назо расхохотался и Наилий вдруг представил его в лекториуме среди гражданских специалистов, из которых больше половины - женщины. Мог бы и не спрашивать.

- Волочишься за какой-нибудь акушеркой вместо повышения квалификации?

- Должен же я получать удовольствие от процесса обучения, - хмыкнул Публий.

Отзывать пора лейтенанта, а то скоро всю гинекологию изучит на живых примерах. Эх, не простит ведь.

- Учись, кадет, - вздохнул генерал, - отбой.

Семь дней, значит, дергаться и переживать. Нет, не стоит пока признаваться Куне. Вернется с учений, сам отвезет к репродуктологу, если у дариссы раньше период не начнется. Никогда еще с таким нетерпением не ждал менструального кровотечения у женщины. Бездна пусть заберет капитана Горна с его служебным рвением.

***

Генерал вернулся из кабины перед самой посадкой, но Куна не могла поднять на него глаз, даже когда осторожно коснулся пальцами подбородка. На губах горели воспоминанием долгие поцелуи, и со щек никак не сходил румянец. Хотелось прийти домой и крикнуть в лицо матери, что ночь с мужчиной была лучшей в её жизни, но язык присыхал к небу, стоило представить её брезгливо поджатые губы. Нет, Куна будет молчать и если понадобится, то всю жизнь. Есть тайны только для двоих, они обязаны потеряться в памяти как в бездне и никогда не выбраться оттуда. Разве что вот так - легкой улыбкой.

- Куна, я послезавтра улетаю на учения, - сказал генерал возле такси, - выхода в гражданскую сеть там не будет, но ты можешь звонить мне на личный номер и оставлять сообщения. Вернусь - обязательно послушаю.

Она кивнула в ответ, уверенная, что звонить не станет, даже если очень захочется. Лучше не слышать ничего, чем бесконечное «я занят» и «давай потом как-нибудь». Вот уже и учения, потом снова командировка, а через месяц бал и новая дарисса. Будь её мужчиной Нурий, еще стоило надеяться и ждать, но Наилий - генерал. Один на весь сектор. Всегда один.

- Я сам позвоню, - твердо ответил Наилий, когда молчание затянулось, и Куна снова кивнула, не замечая, как генерал берет за руку и легко целует ладонь на прощание. Не видя из-под опущенных ресниц, как он садится в военный внедорожник и Нурий резко трогается с места, увозя Наилия с парковки аэродрома.

- Вам куда, дарисса? - нетерпеливо спросил водитель, высунувшись из окна такси.

- Домой, - вздохнула Куна. Вернуть платье и туфли, выслушать от матери как опозорила семью на весь квартал и, наверное, больше никогда не увидеть генерала.

***

В машине Куна не удержалась - поплакала, а потом долго стирала платком подсохшие соленые дорожки вместе с остатками косметики. Жить разумом легко и правильно, пока не становится слишком паршиво от правды и неизбежности. Что её ждало впереди? Должность главного диспетчера и увеличенное жалование? И это все, ради чего она жила? Командовать другими, пока они щурят красные от недосыпа глаза в мониторы диспетчерских пультов? День за днем, цикл за циклом: речной вокзал, недовольная мать, капризная Аврелия. Они состарятся втроем в бараке на окраине рабочего квартала и ничего с этим уже не сделать. Выход из зоны комфорта, мечты, большие достойные цели - морковка для кролика, бегущего в загоне по кругу. Чтобы не останавливался и ни на что другое не отвлекался, а то ведь вопросы появятся: «Зачем я бегу? Куда? Кто меня заставляет?» Ах, как хотелось ответить, что жизнь, обстоятельства или система. Но нет, кролик бежит сам, правда всегда проста и незамысловата. И чем быстрее бежит, тем раньше упадет и тогда тем более все вопросы и ответы потеряют смысл. Зачем они дохлому кролику?

- Приехали, дарисса, - обернулся водитель и впервые за поездку улыбнулся.

- Спасибо, сколько я вам должна?

Куна испуганно вцепилась в крохотную сумочку, соображая, хватит ли завалявшейся в кошельке мелочи или придется домой бежать за оставшейся суммой.

- Уже оплачено, - снова улыбнулся водитель и кивнул на прощание.

К дому Куна даже не подходила - медленно перетекала, едва ощущая землю под ногами. Туфли вдруг стали невыносимо неудобными и каблуки сворачивались то на одну, то на другую сторону. Мать стояла на пороге, одетая на работу, наверное, услышала шум автомобиля и вышла посмотреть, не вернулась ли загулявшая дочь.

- Через два месяца рыгать будешь по утрам, - холодно заявила мать, - еще через три пузо полезет.

- Я не беременна...

- Да? Не беременна?

Не стоило верить спокойному тону, мать едва сдерживалась, чтобы не наброситься на Куну, уже руки сжала в кулаки и наступала как боец на ринге.

- На балет они ходили, на искусство посмотреть. Шалава! В глаза мне смотри! Вот они два моих балета: одна в доме больная лежит, вторая шляется по ночам.

- Что с Аврелией? - встрепенулась Куна, и попыталась пройти к двери мимо матери, но не получилось. Родительница заступила дорогу и с силой толкнула в плечо.

- Не твой дело, дрянь! Эгоистка! Только о себе думаешь! Забыла и мать, и больную сестру, побежала сломя голову перед первым попавшимся членом ноги раздвигать!

- Мама!

- Заткнись! Нет у тебя больше матери, потаскуха! Пошла вон отсюда! И дома у тебя больше нет! На, катись!