Первенец (СИ)

Куна зажмурилась, пожалев, что освещение еще горит и придется притворяться спящей, чтобы не подглядывать за Его Превосходством. Веки дрожали и дыхание не получалось выровнять. Бездарный спектакль.

Ткань шуршала едва слышно и провоцировала представить, как падает с плеч белый китель, с треском расходятся липучки на рубашке и в ярком свете потолочных прожекторов тени рисуют рельеф мышц на груди и животе генерала.

- Куна, я знаю, ты не спишь.

Она дернулась от испуга, заворочавшись в спальнике, а когда, наконец, осмелилась открыть глаза, то увидела только спину сидящего Наилия и широкий медицинский пластырь.

- Нужно перевязку сделать, - глухо сказал генерал в стену катера, - сам я не дотянусь, поможешь?

- К-конечно.

Лисы из нор выбираются грациознее, чем Куна из спальника, еще и забыла расстегнуть молнию до конца. Наилий не торопил, ждал, пока смущенная до красноты дарисса усядется за его спиной, прикрываясь платьем. От старых ран на спине и плечах генерала давно остались белесые росчерки и узловатые рубцы шрамов, а эта, совсем свежая остро пахла медикаментами и антисептическим пластырем. Куна неуверенно взяла аптечку и долго там шуршала, доставая новую повязку, салфетки, чтобы протереть руки и зачем-то упаковку марлевых тампонов. За суетой где-то на границе сознания совсем не сразу вспыхнула мысль:

- Как же так получилось, Ваше Превосходство? Генерал ведь всегда в штабе...

- Я там и был, - усмехнулся Наилий, вздрогнув, когда Куна слишком резко дернула пластырь, - глупая рана. Ручка на двери обломалась, оставив острый штырь. Я поскользнулся на тренировке и упал на него спиной. Так что никаких подвигов и героизма, даже перед женщиной похвастать нечем. Тоже мне, генерал.

Он словно извинялся и даже голову опустил, а Куна широко улыбалась, краснея еще больше и забывая дышать. Буря в иллюминаторе бесновалась и закручивалась воронкой, завывая в неё ураганом как в трубу, а внутри катера было тепло, как в детстве у печки маленькой комнаты рабочего барака. Когда они с Аврелией забирались под плед на колени к матери и слушали сказки. Тогда счастье точно так же согревало кружкой горячего настоя и хотелось, чтобы оно осталось навсегда.

Она разглаживала пальцами края повязки и не заметила, как коснулась кожи, провела ладонями по плечам и качнулась вперед, обнимая. Животом чувствовала прохладную спину генерала и не думала, что оттолкнет. Он и не стал. Только вздохнул и осторожно погладил руку Куны на своей груди.

- Я слишком старый для тебя, циничный и злой. Я разучился ухаживать и привык, что все просто и быстро. Мимоходом. Случайно. Будто сегодня последний день, а завтра я поймаю свою пулю. Извини, вроде трезвый, а несу какой-то бред.

Генерал гладил её руки широкими, размашистыми движениями и говорил все тише. Слова плавились под светом прожекторов, и смысл ускользал легким облаком пара. Куна потерлась щекой о плечо Наилия и теперь слышала только, как бьется его сердце, все быстрее и быстрее разгоняя жар в каждую клеточку тела. От тепла и нежности клонило в сон, но отпускать генерала не хотелось. Куна тоже не оттолкнула, когда обернулся и вдруг стал совсем близко, замерев дыханием на губах за мгновение до поцелуя. А потом прожекторы погасли, спальник выдохнул лишним воздухом под тяжестью двух тел, и буря ворвалась в катер. Каждый поцелуй приближал безумие, от одежды избавлялись не глядя. Боль показалась досадной помехой, но тут же пропала и вот уже Куна обнимала генерала ногами, выгибалась навстречу и хотела остаться навсегда с ним одним целым. Жить этим жаром, биться в его ритме. Снова и снова, пока воет ветер на равнинах четвертого сектора, и ливень хлещет по обшивке катера. Будто нет ничего больше. И никогда не было.

Глава 15 - Возвращение

Утром всегда холодно. Особенно на продуваемой всеми ветрами равнине после ливня. Будто тепло - немыслимая роскошь, которую не выдают даже в генеральском пайке.

Наилий смотрел в округлый потолок катера и боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Куну, пилота, планшет со звонками и проблемами. До рассвета еще десяток ударов сердца, можно просто лежать и ничего не делать. Давно не было так лениво и хорошо, словно единственный отгул после космической командировки сам собой растянулся на недели и месяцы. Нет, это слишком долго, а вот от трех дней он бы не отказался. Сгинуть без вести где-нибудь на южном побережье и ходить по кромке моря, чтобы вода стирала следы. В бездну армию, в бездну сектор, в котором нет и никогда не будет весны. Его весны.

Сейчас он вздохнет и Куна проснется. Вскочит, роняя на пол одежду, которой вчера ночью накрыл, чтобы не замерзла. Вцепится в платье, будет краснеть и отворачиваться, а катер взлетит, унося их обоих обратно в Равэнну, где лужи уже стали прозрачным льдом и вот-вот пойдет снег. Тепло - богатство, которое не завоюешь ни в одном сражении.

Дверь в кабину щелкнула и с тихим «Ваше Превосходство» в проем высунул голову пилот. Конечно же, увидел сразу всё: разбросанную одежду, два спальника вместе, сонную женщину на плече генерала.