Первеницы мая

– Значит, морю, ваше величество, – повторил Манфред, удивляясь столь внезапному озарению.

Тибо и правда показалось, будто сквозь него вдруг прошел до того яркий, чистый и пронзительный луч света, что он теперь мог видеть незримое. После внезапного приступа клептомании наступило состояние беспредельной ясности. Тибо даже наблюдал (немыслимое дело!) эмоции на лице Манфреда. Возможно ли? Он решил проверить.

– Манфред, – начал он без обиняков, – королева ждет ребенка.

Камергер вытянулся и словно бы вырос на голову. Еще готовя тело усопшего Клемана де Френеля ко гробу, он обнаружил, что наделен слезными железами. У него, десятилетиями не позволявшего себе ни слезинки, глаза теперь постоянно были на мокром месте. Но, разумеется, не перед королем. Это никогда, ни в коем случае. Манфред поднес руку к груди и подыскал подобающие случаю слова, но тут же забыл их, едва открыв рот. Он был в смятении.

– Вам плохо? – забеспокоился Тибо.

– Нет-нет, сир, хорошо, очень хорошо. Это прекрасная новость. Потрясающая новость. Я лишь немного растерялся от неожиданности.

– Шоковая терапия. Хорошая, говорят, вещь. Манфред! Раз уж на то пошло, объясните, как это произошло?

– Ребенок у королевы, сир? – Камергер покраснел.

И снова – смятение. Неужели он должен объяснять королю такие житейские вещи?

– Нет, из-за чего я спятил.

Вопреки всем правилам этикета Манфред ринулся в спальню и бросился заправлять постель, забыв даже сменить простыни. Тибо проследовал за ним и, стоя сзади, молча наблюдал за его точными, ритмичными движениями, выверенными десятилетиями службы. Высокому худощавому камергеру приходилось часто наклоняться; тогда он сгибал одно колено, отрывая пятку, но спину держал прямой, как гладильная доска. Манфред чувствовал, что король здесь, но делал вид, будто он один. Наконец он проговорил, обращаясь к наволочке:

– Мы так боялись потерять вас, сир.

– Манфред, посмотрите на меня.

С трудом переборов себя, камергер подчинился.

– Вы боялись потерять меня? Почему? Я куда-то исчезал?

В памяти Тибо все было четко и ясно, вплоть до снежной бури. Даже слишком ясно, слишком четко. А потом – ничего. Дальше все начиналось уже у гроба Клемана де Френеля.

Манфред обнял подушку.

– Вы были в лесу, ваше величество.

– В каком лесу?

– В том самом лесу, сир.

Тибо неуверенно засмеялся.

– Невозможно, – возразил он. – Разве можно в такое поверить?

– Я предложил бы вам, сир, навестить вашего коня, – прошептал камергер и всецело посвятил себя взбиванию подушек.

6

– Два друга в одном стойле, – улыбнулся Тибо, застав Лисандра возле Эпиналя с щеткой в руках.

Эпиналь, услыхав голос хозяина, попытался встать на ноги. Копыта у него разъезжались, ноги дрожали, он отчаянно мотал головой.

– Он впервые встает, сир, – удивился Лисандр.

– Ложись, Эпиналь, ложись, – сказал Тибо ласково. – Отдыхай.

Тибо погладил коня по храпу, а потом опустил ладонь, показывая, чтобы тот лег. Когда Эпиналь улегся, Тибо увидел его истерзанные Гиблым лесом бока, бинты, пропитанные гноем, и кишащих под ними червей, которых высаживал на раны Лисандр. Живое подтверждение невероятного. Тибо сдвинул брови, боясь потерять ясность мыслей. В висках стучало. Мышцы на затылке напряглись.

Выходит, правда. Они побывали в Гиблом лесу.

Хуже того: он заметил у Эпиналя зеленое кольцо вокруг зрачка. Миг – и он уже снова стоит на поляне, под дубом, перед синей гранитной плитой. Чувствует, как буран раздувает полы его плаща и боль обжигает кожу, будто углями. Но еще миг – и он вновь все забыл.

– Эпиналь ждал вас, сир. Все вас ждали…

Лисандр крепко сжал в руке щетку, и металлические щетинки впились в ладонь. Он подумал, не лучше ли оставить короля наедине с конем, сравнивать свои раны, – вот только они оба преграждали ему проход.

– Я… э-э… – заговорил он снова. – Габриель позволил мне присматривать за Эпиналем, сир. Ветеринар показал, что надо делать. На червях настояла королева. Я как раз думал расчесать ему хвост.

Тибо молча гладил коня.

– Сир… вы не против?

– Против чего?

– Чтобы я занимался Эпиналем?

Вместо ответа Тибо схватил его за плечо и прижал к груди. Лисандр, смутившись, еще крепче сжал в руке щетку. Тибо разжал объятия и вышел из конюшни, не проронив ни слова.

Говорить он не мог. Ослабевший мозг судорожно пытался сложить части головоломки. Капитан передвигается на костылях, так или нет? У Овида на глазу повязка, так или нет? Кто-то упоминал – так или нет? – раненых в бальной зале. Тибо должен был увидеть их своими глазами.

Он прошел двором фермы, не замечая ни работников, толкавших друг друга локтями, ни прилипших к окнам школы учеников. Однако, услышав шаги за спиной, резко обернулся, нащупывая ладонью рукоять кинжала.

– Ой, ваше величество! – воскликнул Лукас, резко остановившись на бегу. Он пропрыгал на одной ноге, стараясь сохранить равновесие. От широкой улыбки ямочки у него на щеках взмыли к морщинкам возле глаз. – Вы ушли без охраны, сир. Овиду пришлось отлучиться – рана снова разошлась. Я как раз шел его сменить, когда вы вышли. Могу я пойти с вами? Меня Манфред прислал.