Первеницы мая

– Вообще, – продолжала Элизабет, – прежним он так и не стал. Ты замечала у него во взгляде печальную тень?

– Конечно. Без нее можно было бы подумать, что он только и знает, что забавляться.

– А с ней он само обаяние. Сколько женщин в него влюблялись. Но ты, Эма, первая, в кого влюбился он.

Элизабет все смотрела на двоюродного брата, по-прежнему изучавшего свои туфли.

– Альберику тоже нравилась эта тень печали… – прибавила она. – Он видел в ней залог хорошего правителя.

Она замолчала. Эма вспомнила, что где-то есть чайник и печенье, и собралась встать.

– Сиди, я все сделаю.

Элизабет вернулась с двумя чашками, над которыми поднимался пар. Эма заставила себя выпить чай, потом, желая как-то отвлечься, сказала:

– Я тут друга завела. Белку.

Позавчера она вышла подышать холодным ночным воздухом. И вдруг к ней подбежала белка и подарила ей орех. Эма с ним теперь не расставалась. Она показала орех Элизабет.

– Белка? Пришла к тебе в гости? Когда? – спросила та в изумлении.

– Позавчера, а что?

– Мне кажется… Может быть… Знаешь, кто была твоя белка?

– О чем ты? Белка и была.

– Нет. Это был Клеман де Френель.

– Что, прости?

– Ну конечно! Как я сразу не подумала. Такой человек, как он, наверняка должен был появиться.

– Элизабет, он мертв.

– Да, но мертвые возвращаются. Один раз. Обычно в следующую после смерти неделю. Принимают вид живого существа и являются тому, кому еще очень нужны. Или кто еще очень нужен им. Чтобы их узнали, они появляются в необычное время года или нарочно ведут себя странно. Например, сурок в декабре, корова в церкви. Пионы посреди зимы, и все в таком духе.

– Но…

– Как? У вас в тропиках мертвые никому не являются?

– Насколько я знаю, нет.

– Ну а здесь это дело привычное. Альберик нас все время предупреждал, что явится в виде альбатроса. Как же тебе повезло, ты подумай… Клеман де Френель! Пол-острова, наверное, надеются, что он им покажется…

– Но… Хорошо, допустим, это он – зачем ему отдавать мне орех?

– Вот этого я не знаю. Ответ надо искать тебе. Он поделился с тобой запасами. Зима, похоже, будет суровая. А для белки орех – настоящее сокровище. Может, он считал, что у тебя в долгу? Ты с ним чем-то делилась?

Эму бросило в жар. Она поделилась с Клеманом де Френелем своей тайной, и он из-за этого умер. Он вернулся поблагодарить или снять вину с ее души?

– Эма? Ты плачешь?

– Нет… Я… Ой, и правда, – удивилась она, потрогав щеку.

Тибо вдруг поднял голову.

– Ты плачешь, Эма? – ужаснулся он.

Она хотела его успокоить, но тут открылась дверь и появился Овид:

– Капитан Лебель, госпожа. Впустить?

Гийом не выдержал приставаний всех, кто жаждал новостей про короля. Он решил сам составить свое мнение, пусть и рискуя вторгнуться в личную жизнь монарха. Путь до королевского кабинета показался ему вечностью: из-за лодыжки, переломанной в четырех местах во время битвы с Гиблым лесом, он передвигался теперь на костылях.

Ко всеобщему удивлению, первым ответил Тибо:

– Да, да, баталёр, пусть капитан войдет.

Овид застыл, пораженный тем, что король его узнал. Гийом же замер оттого, что увидел Элизабет. Во время траурного бдения она показалась ему бриллиантом чистой воды, тщательно скрытым от чужих глаз. Теперь, когда он взглянул на нее трезвым, не замутненным болью взглядом, она поразила его еще больше. Он позабыл, что пришел к королю, забыл, как управляться с костылями. Тибо странно нахмурился, внимательно разглядывая костыли Гийома, повязку Овида.

– Что это у вас, карнавальные костюмы?

– Э-э… Да нет, сир, – пробормотал Овид, – в бальной зале полно перебинтованных, как мы.

– Так у вас маскарад?

– Они ранены, – объяснила Эма, надеясь на полезное потрясение.

Тибо раздраженно помотал головой:

– Ранены? Как так? Никто мне ничего не говорит!

– Кузен… – начала было Элизабет.

– Нет уж, нет! – Гневно оборвал ее Тибо. – Ответьте мне наконец! Объясните!

– Сир, если вы позволите… – заговорил Гийом, у которого возникла одна мысль.

– Ты разве не должен звать меня Тибо, а?

Тибо попросил Гийома называть его по имени и – хуже того – обращаться на «ты», что давалось капитану с большим трудом. Ну а при свидетелях (среди которых была Элизабет) это казалось тем более немыслимым. Но выбора не было.

– Послушай… Тибо. Давай мы принесем тебе твой старый добрый стул из черного дерева. Хочешь? Ты всегда говорил: тебе на нем хорошо думается. Мол, в меру неудобный, как раз чтобы не терять бодрости.

Эма пожалела, что сама о нем не вспомнила. Раз Тибо узнает членов экипажа своей «Изабеллы», возможно, стул, который был с ним в стольких плаваниях, вернет ему и другие воспоминания. Гийом ждал, что кто-нибудь подхватит его мысль, а также и стул: сам он принести его не мог, ему даже стоять было больно. Гийом усиленно подмигивал Овиду, чего тот единственным здоровым глазом не замечал. Только Элизабет сразу все поняла и пошла за стулом.

Заняв любимое место, Тибо тут же молодцевато расправил плечи. И, указав на шахматную доску, где король был в безнадежном положении, спросил:

– Гийом, ты за каких играл?