Подавление чувства и потребности требует мощного контроля. Когда не доверяют реальной системе, каждый фрагмент поведения должен быть проверен, прощупан, и, в конце концов, подавлен. Такое подавление необходимо для оттеснения реальной системы. Но болезнь требует выхода, то есть, появления симптомов. Таким образом, разностороннее подавление означает появление самых разнообразных симптомов. Тотальное подавление приводит к такому повышению внутреннего давления, что вся психика может, в конце концов, просто рухнуть или взорваться.
В нереальном обществе те, кто выказывает меньше всех чувств, считается образцом, а тех, кто выказывает чувства, часто называют «истериками» или чересчур эмоциональными людьми. Все это кажется извращением. Но в нереальной социальной среде бесстрастность надежна, а эмоциональность подозрительна. Такой взгляд настолько глубоко укоренился в нашем обществе, что даже сами целители, психологи и психиатры во время своей подготовки учатся прятать свои эмоции. Они превратились в бесстрастных отражателей чувств, вместо того, чтобы быть их создателями у своих пациентов. Ребенок, воспитанный неотзывчивыми родителями, немногословными героями фильмов, учителями и профессорами, являющими собой образчики отсутствия всякой эмоциональности, в конечном счете попадает на прием к бесстрастному психотерапевту, от которого он желает получить помощь.
Основной постулат первичной терапии заключается в том, что рутинная психотерапия своими методами способствует лишь перестройке фасада, оставляя нетронутым сам невроз. Я отчетливо вижу, что трудоемкие и занимающие массу времени методы интроспективной психотерапии постоянно держат больного в процессе (я бы даже сказал, в борьбе) приближения к здоровью, но не к тому, чтобы стать здоровым.
Я утверждаю, что рутинная, обычная психотерапия приемлема для образованных и интеллектуальных представителей среднего класса, так как, в целом, она осуществляет изысканный и деликатный подход, который может слегка тревожить чувства без разрушения основных структур. Но слишком часто интеллектуальная болезненность объяснений и понимания лишь усугубляют нездоровье в ходе лечения, которое, по большей части, основано именно на объяснениях.
По умолчанию методы рутинной психотерапии предусматривают понимание наших подсознательных чувств и потребностей, и изменения наступают вследствие того, что мы начинаем их осознавать. Первичная теория утверждает, что само осознание есть результат чувства; простое знание о потребностях не приносит больному никакой пользы, так как ничего не решает. Это происходит оттого, что потребности (а отрицаемые выражения — как вербальные, так и физические — становятся потребностями до их разрешения) не расположены в нашем мозге, прикрытые изолирующей капсулой. Их надо ощутить всем организмом, так как потребности буквально пронизывают все наше тело. Если бы было по–другому, то мы не страдали бы от психосоматических болезней. Если верно, что напряжение есть изолированная первичная потребность, и что напряжение поражает весь организм без остатка, то становится ясно, что потребности, по сути своей, являются системными феноменами. В противном случае мы могли бы прийти к заключению, что потребности хранятся в особых карманах головного мозга и простое их осознание могло бы вылечить больного.
Более того, потребности должны быть не только испытаны тотально, всем организмом, но и пережиты в том виде, в каком они были в момент своего возникновения. Причина, по которой взрослый пациент, прошедший курс первичной терапии, может, наконец, избавиться от своих потребностей, заключается в том, что они — эти потребности — возникли в детстве и, будучи разрешенными, не являются более истинными потребностями для взрослого человека. Один больной был «хорошим мальчиком» для мамы, потому что не мочился в штаны с самого раннего детства. Когда мальчик вырос и стал взрослым мужчиной, он очень редко мочился. В процессе прохождения первичного лечения он стал мочиться почти каждый час до тех пор, пока не пережил детские чувства, которые он испытывал, когда хотел по маленькому, но терпел для того, чтобы остаться хорошим и любимым. Когда это чувство было пережито, потребность исчезла навсегда.