Первичный крик

В тот же самый вечер мое нынешнее существование повергло меня в весьма своеобразное состояние, пребывая в котором, я смог на какую‑то долю секунды ясно представить, какими существами мы могли бы стать, если бы и я, и все остальные люди были здоровы. Это электризующее ощущение было не меньшим потрясением для моего организма, чем ощущение чувства прямоты и полной откровенности. Я только что еще раз просмотрел написанную мной страницу и вижу, что пользуюсь очень причудливым, вычурным и искусственным языком. Но я не выбирал слова; собственно, я не могу этого сделать. То, что происходит со мной в данную минуту— это непрерывное и радостное чувство, какое‑то лихорадочное ощущение меня, меня самого — настоящего и неподдельного!

Я видел, как увеличивается средняя продолжительность жизни, увеличивается почти до ста пятидесяти лет. Я видел исчезновение болезней, я видел, как человечество концентрирует свои силы на искоренении болезней человека и на оздоровле

нии окружающей среды. Я видел себя, освобожденного от всего дерьма, забившего мне голову, и голова моя начинает делать то, ради чего была создана; без стрессов и напряжений, порожденных неощущаемыми мыслями, без всего хлама, которым она в прошлом была набита; теперь моя голова могла расти и развиваться. Видение такого величия человечества, ощущение моего собственного ничтожества — моей трагедии — все это заставило меня плакать. Интеллектуальность и рассудочность — вот проклятие человечества. Я чувствовал, что моя безумная тяга к «знанию», которая владела мною так много лет, в действительности, уводила меня все дальше от знания. Те- перь‑то я знаю, что есть только один стоящий его вид — самопознание: понимание того, где и на чем ты стоишь; собранность и цельность; прямота и честность. Когда я ощутил себя на эти краткие доли секунды, то почувствовал в полной мере мою красоту, мое почти божественное величие, мое бытие, мою возвышенность. То было, я в этом уверен, любовь к самому себе, к своей личности, к своему «я». Это чувство собственной полноты, абсолютной полноты, и это одно, одно и единственное условие, позволяющее мне по–настоящему любить других. Ибо только в этом случае мне будет что дать другому вместе с моей любовью. В таком случае, когда у меня есть «я», когда я могу все время любить себя, я могу, следовательно, любить также жену и детей. Теперь любить для меня значит отдавать и благодарно принимать, а не грубое желание и получение. Получение для меня теперь означает протягивание рук в требовательном жесте. Способность же благодарно принимать означает умение получить, но без невротического вожделения. Таким образом, принятие любви немедленно кладет конец обусловленной любви или принуждению детей лицедействовать на потребу родителям. Принятие любви — это простая способность благодарно принять от человека то, что он может дать, принять, не оценивая, не судя и не сравнивая. Это означает, что не будет разочарования оттого, что получил слишком мало — с этим будет покончено. Это значит, что я буду понимать, кто я и где я, и буду допускать, что и другие могут быть теми, кто они суть на самом деле; я буду избегать общества людей, способных нанести мне вред. Это истина: здоровый человек не должен общать

ся с больными, он должен держаться от них подальше, чтобы они не испортили ему жизнь своими болезненными желаниями и требованиями. Из одного только разочарования, что его не обожал собственный папаша, больной шеф может ни с того, ни с сего уволить здорового сотрудника. Нездоровый родственник может навредить здоровому человеку, если тот вздумает играть с больным в его больные игры.