Первобытный менталитет

Ответ является во вторую очередь; он в результате выбора одного из двух членов альтернативы обычно выглядит как «да» или «нет». Согнутый корень либо останется цел, либо сломается. Кипящая вода выплеснется либо с той, либо с этой стороны. Пучок травы либо сорвется с палки, либо останется на ней и т. п. Действия такого рода обладают тем преимуществом, что устраняют всякую двусмысленность. Спрошенная невидимая сила, безусловно, ответит, и ответ ее будет ясен, поскольку она, так сказать, зажата с двух сторон и потому непременно должна будет склониться либо на ту, либо на другую. Но разве люди не боятся ее оскорбить тем, что оказывают на нее такое давление? Ни туземцы Новой Гвинеи, ни другие первобытные люди не кажутся обеспокоенными такими сомнениями. Часто силы, о которых идет речь, не персонифицированы в коллективных представлениях определенным образом: в сознании существуют перемешанные друг с другом мысль и живое чувство о силе, однако нет четкого понятия о том, где она заключена. Кроме того, даже когда речь идет о подлинных лицах, как, например, умерших (с которыми папуасы Новой Гвинеи чувствуют себя находящимися в постоянной связи, хотя миссионеры и не сообщают, что во время гадательных действий папуасы свои вопросы адресуют именно им), открывающий действие магический обряд делает законным и неоскорбительным общение с этими грозными силами. Такой обряд делает и большее: он, безусловно, оказывает на эти силы такое действие, что они не могут уклониться от расспросов и что полученный результат как раз и есть их ответ.

Даже самое насколько возможно подробное описание гадательных действий не раскрывает полностью весь их смысл. Оно неминуемо оставляет в тени основные элементы, которые обусловлены свойственной первобытному менталитету структурой. Там, где мы видим лишь символические отношения, оно чувствует тесную сопричастность, но ее не могут выразить ни наш менталитет, ни наши языки, гораздо более концептуальные, чем менталитет и языки первобытных народов. Выражением, которое хоть как-то отразило бы эту сопричастность, могло бы быть «мгновенная сущностная идентичность». Например, способ, общий для многих племен германской Новой Гвинеи, состоит в наблюдении за тем, с какой стороны раньше станет выплескиваться вскипевшая в горшке вода, куда положены и определенные магические травы. Сказать, что правая сторона горшка «представляет» врага, а левая — совершающих испытание туземцев, было бы слишком мало. Каким-то образом, который не может ни объективироваться для разума, ни быть выражен в языке, но который от этого не становится менее реальным, папуасы идентифицируют и себя, и врага с определенной, «своей» стороной. Эта вот сторона, сообщает миссионер, принадлежит (gehörig) им, а это означает, что она принадлежит им так же, как им «принадлежат» их руки, их члены, их голова, их имя. Она не только принадлежит им; она, сторона — это они сами. Во время испытания, за которым они со страстью, а часто и с тревогой следят глазами, они чувствуют себя лично участвующими в деле. Речь идет совсем о другом, нежели о символическом представлении, которое заранее передает то, что произойдет. Перед лицом врага оказываются сами воины, они сейчас, в данную минуту, являются свидетелями своей собственной победы или поражения.