Первое апреля

— А что тут такого? Через пару недель отборочные соревнования во Дворце спорта, а потом в Киев поедем, — само собой разумеющимся тоном заявил Женька.

— Вот бы посмотреть, — мечтательно сказала Ленка.

— Ничего не получится. На соревнования посторонним вход закрыт.

— Получится, — неожиданно встрял в разговор Шмыга. — У меня там мать уборщицей работает и нас проведёт.

Сообщение было встречено всеобщим ликованием, только Женьке было не до веселья.

— Ну и что будешь делать? — спросил его по дороге домой Лёха, который был в курсе «успехов» друга.

— Что-нибудь придумаю. Мало ли почему человек не участвует в соревнованиях? Может, я руку сломал.

— А по-моему, лучше честно признаться.

— Знаешь, Лёха, бывают моменты, когда правда не катит.

— Чего? — не понял Лёха.

— Про ложь во спасение слыхал?

— Не, ложь тебя не спасёт, — помотал головой Лёха. — Всё равно всё вылезет наружу.

День соревнований неумолимо приближался. Шмыгунов радостно сообщил, что мама обещала провести ребят, но не больше шести человек. Свидетелей вполне хватало, чтобы разоблачить Женьку и повергнуть в позор. Незадачливый спортсмен лихорадочно соображал, что предпринять, но единственное, что приходило в голову, — это притвориться, что у него сломана рука. Он даже подумал, не возобновить ли срочным делом тренировки возле стенки, но тут же отмёл эту идею. Сколько мячом ни стучи, а на соревнования ему не попасть.

На тренировке Женька так задумался, что, когда бежал за очередным мячом для Стаса, поскользнулся. Падая, он выставил руку и приземлился прямо на неё. Его пронзила острая боль.

Когда вечером Лёха зашёл к другу и увидел того с рукой на перевязи, он с восхищением присвистнул:

— Ну ты даёшь! Гипс как натуральный.

— Он и есть натуральный. Перелом в двух местах. Хорошо, что без смещения, — мрачно заметил Жейька.

— Так ты что, в самом деле руку сломал? — удивился Лёха.

Женька промолчал, понуро опустив голову. Слова были излишни.

На следующий день Женька явился в школу в гипсе. Его перелом тотчас стал новостью дня. Девчонки обступили несостоявшегося чемпиона.

— И как же ты теперь? — всплеснула руками Майка.

Женька пожал плечами.

— Как-как. Соревнования отменяются.

— Очень расстроился? — участливо поинтересовалась Ленка Синицына.

— А ты как думала? — уклончиво ответил он.

— Ничего, это не последнее соревнование. Снимут гипс, и опять будешь играть, — успокоила его Ленка.

Женька помолчал, а потом тяжело вздохнул:

— Нет, я с теннисом завязал. — Он многозначительно кивнул на сломанную руку и добавил: — Большой спорт калечит людей.

Борец за права человека

Время от времени Лёхины родители принимались за воспитание сына. Обычно это случалось после родительского собрания или когда Лёха приносил двойку. Но на этот раз гром грянул среди ясного неба. До окончания четверти оставалось ещё целых две недели. Казалось бы, радуйся жизни и дай радоваться другим. Ан нет! Папа ни с того ни с сего воспылал желанием посмотреть дневник сына. Нельзя сказать, что положение у Лёхи было катастрофическим, но и похвастаться было нечем.

Дневник выглядел настоящим ветераном. Он был засаленным и потрёпанным, как бестселлер с библиотечной полки.

Листая страницы, папа заметно мрачнел.

— Так-так. Сплошные трояки, а по русскому двойка.

Его тон не предвещал ничего хорошего.

— Я двойку исправил, — вставил Лёха.

— Всё равно. Хватит балбесничать. Скоро четвертные контрольные. Пора браться за ум. Вот тебе упражнения. Пока не сделаешь, на улицу не пойдёшь.

Щедрой рукой папа галочками отметил нужные задания.

— Ты что? Это же за неделю не переписать! — ужаснулся Лёха.

— Ничего. У тебя суббота с воскресеньем впереди. За выходные управишься. Не грех иногда и напрячься, — безжалостно сказал отец, а мама подхватила:

— И так сколько гулял! Конец четверти на носу, а он и не чешется.

Лёха глянул в окно. Весна набирала силу, и всё живое стремилось к солнцу. В такую погоду запереть человека дома было бесчеловечно. Лёха трепыхнулся, чтобы донести до отца эту мысль, но хмурый родитель даже слушать не стал. Помилования ждать не приходилось.

После завтрака родители отправились по магазинам, а Лёха остался корпеть над ненавистными упражнениями. Когда за ним, по обыкновению, забежал Женька, Лёха тяжело вздохнул:

— Меня гулять не пускают. Говорят, контрольные на носу. Ну ты же моих знаешь.

Он с досадой махнул рукой.

— Что ж, ты так и просидишь все выходные, как последний дуралей? — спросил Женька.

— Можно подумать, у меня есть выбор, — угрюмо огрызнулся Лёха.

— Выбор есть у каждого, — философски заметил Женька и добавил: — Ты своих предков совсем распустил. Их воспитывать надо.

— Ну и сказанул! Как же, воспитаешь их! — фыркнул Лёха.

— Воспитать можно кого угодно, только для этого сначала надо самому стать личностью, — твёрдо сказал Женька.

— Ха! Да мои родители какую угодно личность в бараний рог согнут и не заметят, — возразил Лёха.

— Это потому, что ты бесхарактерный.

Подобное заявление задело Лёху не на шутку. Легко Женьке говорить, когда ему ещё ни разу не запретили выходить на улицу.

— Никакой я не бесхарактерный, — насупился он.