Первое чудо

Их вывели из здания комендатуры; на улице поджидала толпа орущих что-то китайцев, почти у каждого из которых была в руках небольшая толстая книжка с портретом вождя Мао на обложке. У многих были еще и палки, ими китайцы так и норовили побольнее достать арестованных русских. Конвоиры этому не препятствовали. Их затолкали в тот же фургон, в котором привезли сюда, тыча стволами автоматов в бока. Вадиму досталось больше всего: ему разодрали ухо, когда он пытался отбиться от палки.

– …ные…венбины…, – выматерился он, закрывая пальцами ссадину, из которой сочилась кровь, когда их уже закрыли в фургоне и грузовик тронулся, – неужели им все это так и сойдет?

– Ты неправильно произносишь это слово, Вадик, – положив руку ему на плечо, сказал Серж, изо всех сил стараясь не поддаваться раздирающим его эмоциям. – Надо говорить «хунвейбины».

– Э-э, нет! – возразил Никита. – Эти скоты не заслуживают, чтобы их правильно произносили.

– И дочку Ли Цына мы видели всего один раз мельком, – вспомнил Рашид обвинительное заключение. – Мы с ней даже познакомиться не успели, не то что завербовать…

– «Двое получили сотрясение мозга…» – процитировал Володя-большой. – Да как же может быть сотрясение того, чего нет?

Он чувствовал себя немного виноватым в том, что прибавил к списку их преступлений еще один пункт.

3

В Пекин их доставили военно-транспортным самолетом. Здание столичной тюрьмы, похоже, строилось одновременно с Великой Китайской Стеной. Чувствовалось, что толстенные, некогда красные, а теперь почти черные стены их нынешнего жилья хранили в себе столько невысказанной информации о тысячах соприкоснувшихся с ними людских судеб, что горе русских альпинистов здесь сразу стало маленьким-маленьким. Стены давили их, как мельничные жернова, поэтому они по достоинству оценили то, что их не рассовали по одиночкам, а поместили всех вместе, где они могли по-прежнему общаться и морально поддерживать друг друга.

Если не хочется мыться, то для самоуспокоения достаточно вспомнить фразу о том, что до сантиметра – не грязь, а потом само отваливается. В применении к покрывавшей стены камеры плесени толщина, при которой она отваливалась сама – сантиметр, два или пять сантиметров? – легче всего проверялась в том углу, который был отведен для отправления естественных нужд. Вообще, все было как в классической, описанной в сотнях исторических романов тюрьме: крохотное клетчатое окошко под высоким потолком, слезоточивые стены, крысы, обедающие вместе с узниками, угрюмый молчаливый надзиратель и счет дням при помощи процарапанных черточек на стене.

На тридцать пятый день к ним в камеру пришел человек, разговаривавший на родном русском языке так же свободно, как и они. Он поздоровался, представился работником Советского посольства и достал из кармана газету «Комсомольская правда» с заметкой о гибели на Памире экспедиции из десяти альпинистов. Там же было десять фотографий; газету читали молча, по очереди подходя в самый светлый угол камеры.

– О том, что вы живы, – сказал человек, назвавшийся Кириллом Николаевичем, – никто из ваших родных пока не знает. Не хотим, сами понимаете, заранее заставлять их переживать сильные эмоции, ведь они не так давно похоронили вас… Тем более что… – он помедлил, – ваше возвращение на Родину сопряжено с большими трудностями. Против вас выдвинуты серьезные обвинения, а сейчас такой политический момент… Ну, вы люди грамотные, понимаете, что к чем у.

Он опять сделал паузу, потом произнес надолго повисшие в воздухе слова:

– Китайская сторона запросила за каждого из вас выкуп в сумме, эквивалентной десяти тысячам долларов.

– И какое же решение, – спросил Борис, подавив комок в горле, – приняла советская сторона?

– Пока никакого, – ответил Кирилл Николаевич. – Мы обсуждаем этот вопрос на самом высоком уровне. То, как он решится, видимо, будет сильно зависеть от вас.

– От нас? – изумился Никита. – Но каким же образом?..

– Поговорим об этом позже. – Кирилл Николаевич поднялся с нар. – Я смогу придти снова через несколько дней.

Эти несколько дней тянулись как резиновые. Варианты возможной зависимости такого важного решения от них самих обсуждались столь же постоянно, сколь и безрезультатно. Они готовы были сделать все. Но что надо было сделать?

Теперь для разговора в отдельном кабинете Кирилл Николаевич приглашал каждого по очереди. Первым оказался Борис – может быть, потому, что случайно прогуливался по камере ближе всех к двери. Он вернулся через пять-шесть минут с таким сияющим лицом, что все остальные сразу воспрянули духом.

– Ура! – воскликнул он, потирая руки. – Скоро будем дома!

Вторым был приглашен Серж. Он отсутствовал раза в три дольше, а войдя в камеру, посмотрел в глаза Борису долгим тяжелым взглядом и спросил:

– Так ты подписал бумагу?

Никита, следующий по очереди на прием к Кириллу Николаевичу, вопросительно взглянул на них и вышел.

– Подписал, – уже без прежней радости в голосе ответил Борис. – А что?

– Там же нет ни слова правды.