Первое чудо

– Какую правду ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что то, что там написано, хуже того, что вытворяли с нами китайцы на самом деле? Какая разница? – Борис пожал плечами. – Ведь ухо Вадиму они действительно разодрали!

– Но ведь не все относились к нам так плохо. Как же Ли Цын, его семья?

– Ли Цыну надо было, чтобы мы построили ему сарай. Я, между прочим, по шабашкам поездил; ты знаешь, сколько стоит такая работа?

– О чем вы спорите, ребята? – спросил Володя-маленький. – Борис, какая шабашка? Этот старик избавил нас от голодной смерти, а Андрей без него и сейчас неизвестно как бы себя чувствовал. Ты что, не помнишь, какие у него были руки и как он передвигался?

– Вот пусть Андрей этому Ли Цыну и всем остальным китайцам пятки лижет, а я не стану! – огрызнулся Борис.

Все, молча отвернувшись от него, уставились на Сержа.

– Расскажи толком, – сказал Рашид, – что за бумагу тебе подсунул этот Кирилл?

– Бумагу вы сами почитаете, я вам скажу только, что Кирилл мне прозрачно намекнул: если мы ее не подпишем, из нас сделают невозвращенцев.

– Невозвращенцев? Из Китая? Еще из Западной Европы или из Штатов… Может, ты его неправильно понял? – выразил всеобщее удивление Вадим.

– Иди, попробуй понять его более правильно, – ответил Серж, пропуская вернувшегося Никиту.

4

Бориса выпустили через две недели, которые для него были малоприятными. С ним практически никто не разговаривал, вообще его почти перестали замечать. Уходя, он и не пытался подать кому-нибудь руку, только сказал, кисло улыбнувшись:

– Надеюсь, вы скоро тоже будете дома…

Через три месяца Кирилл Николаевич пришел опять, спросил всех, не передумали ли они, а потом вызвал с собой Рашида. Когда Рашид вернулся в камеру, лицо его имело странное тревожное выражение.

– Что случилось, Рашид? Что он тебе сказал?

– За меня моя семья заплатила выкуп. Зачем они это сделали? Я же знаю, чего им это стоило! У брата был дом – только два года, как мы его все вместе построили, и он с семьей туда переехал. Машина у отца была, ковры, мебель хорошая… Теперь все мы нищими стали. Зачем они это сделали? Лучше бы я тогда погиб вместо Степана!

И Рашид, и остальные семь человек Команды старались на прощанье, насколько могли, подбодрить друг друга. Как вскоре выяснилось, совсем не напрасно.

Только через пять с половиной месяцев после расставания с Рашидом Команду выпустили из тюрьмы, снабдив каждого «паспортом»: сложенным пополам кусочком тонкого картона с фотографией, а также надписью по-китайски и по-английски на последней странице о том, что владельцу сего не разрешается проживать в городах с населением более 150 тысяч человек. Им вернули остатки личных вещей, среди которых смогли уцелеть лишь самые малоценные и изношенные, и советские паспорта в испорченном состоянии – с вырванными листками, либо разорванные пополам, либо с залитыми чернилами страницами. Зато на свободе!

Из Пекина они сразу же подались к Желтому морю, благо недалеко – 150 километров, и кое-как обосновались, присматриваясь и раздумывая, что же делать дальше, в ночлежках портового городка Тангу на берегу залива Бохайвань. Зарабатывать на жизнь пришлось при помощи самой разной, черной и неблагодарной работы, от чистки канализационных стоков до разгрузки мешков с цементом или вообще какой-нибудь вредоносной дряни. Наконец им удалось найти постоянные работу и место жительства на грязном сухогрузе, обычно ходившем в Циндао и обратно, реже – в Шанхай. К тому времени, когда сухогруз отправился в свое самое дальнее плавание, на остров Тайвань, они уже достаточно поднаторели в роли морских искателей приключений и не упустили шанс, чтобы расстаться в тайваньском порту со своим вечно качающимся на волнах жилищем и променять его на другое, следующее в Индонезию. Осуществить этот второй переход границы, на этот раз морской, удалось путем подкупа капитана приписанного в порту Джакарты судна; но высадил он их, вопреки уговорам, как только до берега самого большого индонезийского острова осталось безопасное для шлюпки расстояние.