Первое дело Еремея

Эка невидаль, он ведь не младенец шестимесячный, чтобы удивляться сказанному слову. Он взрослый человек, умеет и говорить, и сидеть, и даже ходить.

Еремей сел и открыл глаза одновременно. Похоже, подобной прыти от него не ждали.

— Лежите, лежите, отец Еремей, — торопливо проговорил достопочтенный Хармсдоннер.

Мудрый Шугадан-Оглы одобрительно кивнул.

— Воин пробудился.

А Лора… Лора ничего не сказала, только посмотрела, но взгляд её стоил Актовой речи декана Семинарии.

— Я, похоже, приболел?

— Мой светлый друг продолжил битву — и победил в ней, — ответил шаман.

— Да, отец Еремей, вы не на шутку нас напугали, — достопочтенный Хармсдоннер, впрочем, испуганным не выглядел. Ну да чего уж теперь-то пугаться.

Еремей перевел взгляд на свою руку. Побледнела, стала тоньше.

— И долго я болел?

— Половину луны, отец Еремей, четырнадцать ночей.

Да уж… Понятно теперь, откуда слабость, головокружение, искры перед глазами. Четырнадцать ночей.

— Я чувствую себя вполне… — он ещё раз прислушался к телу, — да, вполне здоровым.

— Да и вид у вас бравый, отец Еремей. Ещё несколько ночей покоя, и вы сможете укрощать диких клосей.

Выходит, вид у него далеко не бравый, если речь идёт о ещё нескольких ночах. Но он чувствовал — нужды в них нет.

— Какой из меня укротитель, достопочтенный Хармсдоннер. Священник я, — Еремей хотел подняться, но присутствие Лоры удержало его в постели. Всей одежды на нём — медальон статис-поля. Как снимал с себя медальон, Еремей помнил — перед погружением в нору Сайрина. Но кто и когда его надел?

— Идём, дочь, идём, — старшина, видно, заметил намерение Еремея. — Я к вам зайду попозже вместе с Брасье, нужно посоветоваться.

— Я буду ждать.

Он остался наедине с шаманом.

— Люди Льда благодарны тебе, мой светлый брат. Наши женщины ушли на материнский остров, мир и покой снизошли к нам.

— Я рад, мудрый Шугадан-Оглы.

— А уж мы-то как рады, — ответил шаман куртуазной фразой седой древности. Не зря ответил, мудрый Шугадан-Оглы слова зря не молвит.

Еремей не нашёл, чем продолжить беседу, и промолчал. И то, молчание, оно не золото, чем больше даёшь, тем богаче становишься.

Молчал и мудрый Шугадан-Оглы. Вот так, в молчании, и зарождаётся понимание.

Наконец, шаман поднялся.

— Светлым людям зачем-то нужны зерна тишины. Не знаю, зачем. Люди Льда оставляют тишину мёртвым. Но светлые люди вольны думать иначе. Я обещал показать тебе место, где много зерен тишины. Я покажу тебе это место. Если мой светлый брать хочет, я покажу его прямо сейчас.

— Хорошо, мудрый Шугадан-Оглы. Дающий быстро даёт дважды, — удачно пришло в голову изречение величайшего Лек-Сия.

— Тогда собирайся, мой светлый брат.

Собрался Еремей быстро. Одежда его, вычищенная, лежала рядом. Интересно, кто её чистил. И кто ухаживал за ним все эти дни? Мудрый Шугадан-Оглы? Ой, вряд ли…

— Люди Льда хотят поднести тебе дар. Тебе, не светлым людям, — шаман достал из-под ложа длинный сверток, обмотанный шкурою, начал медленно разворачивать. — Много лет назад мой прадед нашёл это в краю огненных гор. Ни один из воинов Людей Льда не привык к такому оружию. Тебе же оно будет впору.

Мудрый Шугадан-Оглы извлёк, наконец, подношение. Длинный кривой меч в ножнах.

Шаман передал его Еремею. — Ножны изготовила дочь вождя Людей Льда, узнав, что ты убил Ненасытный Зов и его исчадие.

— Я… Я тронут, — Еремей с поклоном принял меч. Обнажил. Сталь будто живая, подернутая дымкой. У рукояти — клеймо. Пентаграмма, внутри неправильная четырехлучевая звезда и буквы, три «Си» и одна «Пи». Знак Нечистого? Кажется, он что-то слышал про древнюю Империю Зла, что лежала на другом конце земли. Но меч неодушевлённая вещь, и потому неважно, ковали клинок в подземных мастерских Мастеров Тьмы или в Кузнице Мира по ту сторону Лантического моря-окияна. Святою водой окропит, молитву прочитает — и будет клинок орудием Христова воина отца Еремея.

Нужно бы попробовать, каков меч в деле, да неудобно — при шамане. Да ещё в комнате. Поэтому он просто приспособил ножны под себя, подогнав ремни, и повесил его за спину.

Ноги шли нехотя, но шаман не торопился, шёл степенно, как и подобает мудрецу. Он что, пешим пришёл? Как мало ему известно о Людях Льда…

Нет, не пешим — у края поселка их поджидал паренёк, державший на поводу клося. Какой-то низкорослый клось, и пропорции тела иные. А копыта, напротив, широкие. Верно, северный вид.

Паренёк пропустил Еремея с шаманом вперёд, а сам пошёл сзади. Ну да, он его видел у Людей Льда, когда приходил туда с Роном.

Еремей подумал о Роне, и бодрость, появившаяся было то ли от воздуха, то ли от ходьбы, исчезла.

И сразу стало тяжело. Дойдет ли он до цели? Обидно будет опозориться.

Шаман остановился. Никакой медальон, никакое статис-поле не скроют бледность лица, одышку и пот. Рано он вскочил.

— Здесь, — сказал шаман.

— Здесь — что, мудрый Шугадан-Оглы? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Еремей.

— Очаг молчания.

— Благодарю, мудрый Шугадан-Оглы… — как и хватило сил сказать.

— Мой человек проводит тебя домой. А я пойду, — шаман повернулся и зашагал прочь. У Людей Льда свои представления о приличии. Уходя — уходи.