Первое дело Карозиных

Профессору подумалось, что в таком разе стоит ожидать Катеньку к вечеру домой. Это соображение слегка подняло ему дух, так что пообедал он с обычным своим аппетитом. Однако вечером Катенька не вернулась. Никита Сергеевич не находил себе места, поминутно вскакивал и подходил к окну: все ему мерещился стук копыт. Но каждый раз выяснялось, что у подъезда никого нет. Ближе к полуночи у Карозина разыгралась мигрень и он лег в постель. Но сон не шел. Никита Сергеевич ворочался с боку на бок, уговаривая себя, что дела у Катеньки и поручика могли обернуться так, что им пришлось заночевать и вернутся они утром. Однако сознание упорно рисовало ему картины одна страшнее другой.

Что бы отвлечься, профессор стал последовательно возводить в степень двойку, но упрямая цифра ускользала и корчила ему рожи, стоило только дойти до седьмой степени. Никита Сергеевич чертыхался и начинал сначала… Уснуть ему удалось только под утро, и то сон его был крайне тяжелым и обремененным кошмарами. Во сне Катенька билась, заживо замурованная в колодец, плакала и звала мужа. Лишь утренние лучи солнца избавили Карозина от мучений.

Он встал, оделся, впервые в жизни отказался от завтрака, потребовав лишь чашку крепчайшего кофе, залпом его проглотил, обжегся, закашлялся, чертыхаясь, и, мучимый головной болью и душевными терзаниями, поплелся в университет. Студенты во время лекций не узнавали Никиты Сергеевича, который был невероятно рассеян и дважды ошибся, доказывая теорему Абеля-Дирихле, что ранее никогда с ним не происходило.

Когда после лекций совершенно разбитый Карозин собрался домой, его остановил профессор Мальцев.

– Никита Сергеевич, передай нашу с супругой искреннюю благодарность Катерине Дмитриевне. Александра-то наша теперь стала словно ее подменили: тихая, покорная, у маменьки дом вести учится.

– Да-да, – рассеяно отозвался Карозин, совершенно не слыша Ивана Петровича.

– Никита Сергеевич? Никита Сергеевич, э, да что с тобой? Ты заболел что ли?

– Голова болит, сил нет…

– Так ты поезжай домой, тебя там супруга враз на ноги поставит.

– Да-да, Катенька, наверное, уже дома, – слегка оживился Карозин и, не попрощавшись, развернулся и пошел к ожидающим в этот час возле университета извозчикам.

– Ну дела, – протянул Мальцев, который так и не понял, что сегодня такое с Карозиным.

Всю дорогу до дома в сердце Никиты Сергеевича боролись надежда и отчаянье. Победило последнее, так как на вопрос профессора, не вернулась ли Катерина Дмитриевна, Данилыч ответил, что нет, барыня не возвращались. Единственное, что ждало Никиту Сергеевича, это записка от генеральши Арины с приглашением отобедать. Приглашение это было весьма некстати и Карозин хотел было уж послать Данилыча с извинением, но вдруг передумал, решив, что пусть уж генеральша его лучше своей болтовней изведет до полного помрачения рассудка, нежели он в одиночестве сам с ума сойдет от беспокойства.

Встречали Никиту Сергеевича и Арина Семеновна, и Данила Филиппович.

– Ну, господин Карозин, – радостно приветствовал профессора генерал, – дайте вас обнять! Признаться, я не верил, что вы найдете Аринино ожерелье! Извольте отобедать с нами в честь этого события. А где Катерина Дмитриевна?

– Она в отъезде, – промямлил Карозин, никак не ожидавший налететь еще и на генерала, чьи шумные восторги были профессору сейчас нужны так же, как цыганский хор на похоронах.

– Жаль, жаль. Ну да ладно, думаю, что не последний раз видимся: успею еще отблагодарить вашу супругу. Но, признаться, я только не понял, отчего вы не велели Арине сказать братцу, что выиграли пари, а?

От ответа на этот вопрос Карозина спасла генеральша:

– Я ж говорила тебе, Данила Филиппович: это Катерина Дмитриевна так задумала, чтоб молчать до самого последнего момента. Пусть братец мой, Виктор Семенович, думает, что выиграл, а я потом выйду эдак небрежно в ожерелье, то-то ему расстройство будет!

– Надо же, чего удумали! – рассмеялся генерал. – Ну, прошу к столу.

За обедом Никита Сергеевич вел себя, точно механизм. Он поддакивал лошадиным разговорам генерала и складывал в желудок все, что ему предлагала генеральша, без разбора. Данила Филиппович, как все военные, деликатностью не отличался, да и Карозина знал мало, поэтому странностей в его поведении не заметил. Однако Арина Семеновна, как дама более тонкая, поняла – что-то случилось.

Когда Карозин прощался уже, генеральша сказала мужу, что хочет что-то шепнуть профессору для Катерины Дмитриевны. Отведя Карозина в сторону, она спросила:

– Никита Сергеевич, что с вами? Вы сами на себя не похожи.

– Ах, Арина Семеновна, я уже с ума схожу. Катенька уехала с поручиком Давыдовым в имение Любчинской за вашим ожерельем и Дашей еще вчера утром, и до сих пор их нет. А до этого имения три часа езды от силы.

– С каким поручиком Давыдовым? – насторожилась генеральша.

– Да с тем самым, что был женихом Даши. Он ее и сейчас любит, хоть и разорвал с бедной девушкой помолвку, когда она впуталась во все это дело…

– Боже мой! – тихо ахнула генеральша. – Никита Сергеевич, вам нужно немедленно ехать за ними, слышите?