Первое дело слепого. Проект Ванга

Беглец тоже двигался быстро, но ему было не уйти. Осознав это, он остановился, нырнул за выступ какой-то стены и поднял тяжелый полицейский пистолет, который сжимал в руке. Раздался выстрел, преследователь пошатнулся от удара, и на его белой рубашке возникло быстро расширяющееся красное пятно, расположенное на левой стороне груди. Пуля попала прямо в сердце, однако преследователь даже не думал падать. Тряхнув головой и оскалив крупные белые зубы, он снова ринулся вперед. Беглец выстрелил еще раз; рука у него была твердая, глаз меткий, продолжительная беготня пополам с мордобоем не вызвала у этого железного человека даже слабенькой одышки, так что вторая пуля ударила всего на два пальца ниже первой. Она прошла насквозь, из-под лопатки преследователя вместе с клочьями рубашки фонтаном выплеснулось с полстакана крови, но даже это его не остановило: преодолев последние несколько метров одним огромным прыжком, он схватил беглеца за глотку и свободной рукой с хрустом ударил в челюсть. Беглец от этого удара взлетел высоко в воздух, как крыльями, трепеща полами длинного кожаного плаща, перевернулся на лету и с грохотом врезался спиной в заставленный каким-то скобяным товаром металлический стеллаж, превратив его в груду обломков. Он успел только чуть приподнять голову, а окровавленный преследователь уже был тут как тут, занося кулак для нового удара…

Глеб зевнул и выключил телевизор. «Проект „Зомби“», – подумал он. Эта мысль не вызвала у него ни злости, ни раздражения: он уже привык к тому, что, выполняя очередное задание, не может думать ни о чем ином. Мысли у него в такие периоды возникали самые разнообразные, но все они неизменно возвращались к делу, которым он в данный момент занимался, как мелкие небесные тела, по какой бы вытянутой орбите они ни двигались, рано или поздно возвращаются к центру тяготения.

Из кухни доносились приглушенные голоса, время от времени позвякивала посуда – там пили чай и, судя по плотному запаху табачного дыма, садили сигарету за сигаретой под задушевный разговор. Сиверов с хрустом потянулся в кресле и озадаченно посмотрел на выключенный телевизор, придумывая, чем бы себя занять. Идти на кухню и принимать участие в чаепитии не хотелось, да его там не очень-то и ждали. Так называемое чудо свершилось не без его помощи, но героем дня сегодня был не он, и не он являлся предметом обсуждения. И вообще, там, где секретничают женщины, мужчине делать нечего. Прогнать, конечно, не прогонят, но разговор он им испортит наверняка, и притом безо всякой пользы для дела…

«О чем можно так долго говорить? – с искренним удивлением подумал Глеб, рассеянно шаря взглядом по книжным полкам, где все было читано-перечитано по многу раз. – Информации-то чайная ложка! Если ее так долго взбалтывать, перемешивать и переливать из сосуда в сосуд, она просто испарится…»

Информации и впрямь было негусто, и всю ее, до последнего бита, Ирина выложила, как только вернулась с работы, прямо в прихожей, даже не успев разуться и снять плащ.

Максим Соколовский действительно воскрес – материализовался из ничего, как и обещал Грабовский, в окрестностях одной из пригородных свалок. И в точности как предсказывал ясновидящий, воспоминания журналиста начинались с того момента, как он пришел в себя от холода и сырости – голый, в чем мать родила, под моросящим осенним дождичком, в тоскливых сумерках, на окраине свалки. Голый он был, разумеется, потому, что мистические потусторонние силы, воссоздавшие живую плоть из рассеянных в пространстве атомов и молекул, не стали размениваться на такую мелочь, как материализация одежды и тем более денег и документов. А на окраину свалки те же силы поместили его, видимо, затем, чтобы он смог сам позаботиться о современном эквиваленте фигового листка и не пугал народ, разгуливая по окрестностям в своем натуральном, природном виде. «Вот подонок», – помнится, подумал Глеб Сиверов, услышав этот эмоциональный рассказ. Нелестное определение, естественно, относилось не к воскресшему журналисту (который после своего второго рождения, увы, перестал таковым являться), а к тем, с позволения сказать, высшим силам, которые вернули его на грешную землю.