Первое дело

— Я попробую покороче. М-м… В общем, историю в основном опустим, ладно? Достаточно будет сказать, что сатанизм в его вульгарном понимании — все эти черные мессы, оргии и жертвоприношения — возник в воспаленных мозгах отцов-инквизиторов в начале Средневековья. За это пытали и сжигали, выдумывая обвинения одно фантастичнее другого, а сами обвинения тщательно записывали. Декадентствующие потомки на основе их записей и создали это показушное «христианство наоборот» с поклонением Сатане. Так что, получается, главная книга сатанизма — вовсе не «Сатанинская Библия», а «Молот Ведьм». Ирония, да? Инквизиторы собственноручно создали то, за что казнили.

— Ирония, ирония. А поближе к теме можно? — попросил Валуйский.

— Можно. В общем, все эти черные мессы как были развлечением для скучающих декадентов и протестующих юнцов, так и остались. Повод нарушить общественный порядок, принять дозу чего-нибудь психоактивного, в оргии поучаствовать… В современном мире это теперь называется «подростковый сатанизм». И к сатанизму настоящему он не имеет ни малейшего отношения.

— А настоящий — это как? — широко открыв глаза, спросила Лена.

— Ну, как. Можно долго рассказывать про Путь Левой Руки, про ЛаВея и Кроули, но оно того не стоит. В общем, сами для себя они определяют сатанизм как «разумный эгоизм», в Сатану могут запросто и не верить, а жизнь посвятить самосовершенствованию.

— То есть они что — хорошие парни, получается? — не поверила Лена.

— Всякие они парни, — пожал плечами Краснов. — Как правило, плохие, потому что думают строго и исключительно о себе.

— Давайте всё-таки вернемся к нашим баранам, — напомнил Горячев. — К чему вся эта лекция, Ярослав Олегович?

— К тому, что искать древний и хитрый сатанинский ритуал бесполезно, — ответил Краснов. — Это тусовка подростков, в которой все «ритуалы» подростковые. Убить кошку — это они еще могут, и то половину вырвет, особенно девочек. Но хладнокровно задушить живого человека… Не думаю, в общем. Разве что в их игры играли какие-нибудь рецидивисты или бывшие военные. Что сомнительно.

— Может, всё-таки, самоубийство? — задумчиво спросил Горячев. — А то как-то не сходится у нас ничего.

— Не самоубийство, — покачал головой Ярослав. — Уж в этом я уверен на сто процентов.

— Я соглашусь, — подал голос Скрипка. — Картинки пока приходят обрывочные, но девочку явно задушил кто-то другой.

— Ну, раз вы оба так уверены, то остается только… — начал было Горячев, но осекся на полуслове: зазвонил его телефон. Взглянув на номер звонившего, следователь скривился, как от зубной боли. Извинившись, он взял телефон и вышел с ним в другую комнату.

Краснов, пользуясь паузой, оглядел диспозицию и покачал головой — назревала буря. Скрипка непринужденно осматривался, улыбаясь при взгляде на Лену. Валуйский при виде этого на глазах мрачнел и того и гляди начал бы плеваться ядом.

— Сергей, как вы с Леной пересеклись? — решил взять инициативу в свои руки Краснов. — К слову, это Игорь, а вышел — Николай Васильевич. Забыли представить.

— Очень приятно, — вежливо наклонил голову Скрипка. — А просто пересеклись. Смотрю, идет по улице девушка и плачет. Я подошел и спросил, кто ее обидел. Ну, она сказала, что какой-то… м-м… в общем, нехороший человек какой-то. Ну, я ее успокоил, сказал, что он не со зла и на самом деле ее очень любит, она улыбнулась, мы разговорились — и оказалось, что нам по дороге. Со мной так часто бывает. Оказываюсь в нужном месте в нужное время

— Понятно, — усмехнулся Ярослав. — Полезное свойство, черт возьми!

Кажется, ситуация немного разрядилась. Валуйский снова сидел красный, как рак. Лена опустила глаза и лишь изредка бросала на него косые взгляды. Скрипка беззаботно барабанил пальцами по столу и улыбался.

— Плохие новости, господа, — вошел в комнату Николай Васильевич, разом возвращая компанию к рабочим проблемам. — Всё, как и предсказывал Ярослав наш Олегович, да… В общем, мне сейчас звонил непосредственный начальник. Папа погибшей девочки подает в суд. Сегодня пятница, и заявление будет на столе у судьи в понедельник. За выходные подъедут несколько приглашенных папой журналистов из Москвы, и завертится катавасия. В общем, у нас есть два с половиной дня на всё. Более того, ставки повысились. Если мы сможем что-то сделать — мы на коне, отделу существовать. Не сможем — мало того, что закроют, так еще и всех собак на нас повесят. Всё равно расформировывать, мол.

— Узнаю родную контору, — мрачно проговорил Валуйский.

— Ты же еще не знаешь самого интересного, — сказал ему Горячев, саркастически ухмыляясь. — Завтра в полдень нас с тобой вызывают на ковер, отчитываться по результатам за год. В субботу, ты понимаешь? Короче, нас с тобой явно готовятся чехвостить и вообще с помпой погнать из рядов, в случае чего. Если это заткнет пасть журналистам. Они бы и Лену вызвали, но она пока стажер и вообще не при делах.

— Вот это круто, — потер лоб Игорь. — Ох, круто… А расследовать-то когда, если завтра на ковер?

— Да никто уже не верит ни в какие расследования, — махнул рукой Горячев.