Все застыли, будучи не в силах пошевелиться, и лишь во все глаза смотрели на диковинную гостью. Харучаи вытянулись в струнку, а Ковенант непроизвольно открывал и закрывал рот, словно хотел что-то сказать, но не знал что. Лишь один Хоннинскрю без удивления, но почтительно приблизился к женщине и склонился перед ней в поклоне, как перед царицей цариц.
Она остановилась перед ним. Ее улыбка стала более открытой и вдруг засияла с такой силой, что Линден чуть не ослепла в своем внутреннем
— Я рада, что вы оказались настолько деликатны, что дождались, пока мы сами вас встретим. — Ее голос лился, как тихая музыка, и колокольчики, которые Линден слышала в лесу, зазвучали несколько иначе. — Меня зовут Дафин. А вы — Великаны. Мы уже не раз встречались с вашим народом.
Колокольчики продолжали звенеть в голове Линден, и она уже перестала понимать, что происходит вокруг и внутри нее. Дафин повернулась к Бринну:
— Вас мы еще не знаем. Возможно, рассказы о вашем народе нас заинтересуют.
А звон колокольчиков все нарастал. Дафин взглянула на Линден, которая тщетно пыталась заставить колокольчики замолчать. И все же она вздрогнула, услышав:
— А ты — Солнцемудрая.
Прежде чем Линден успела что-то ответить, Дафин уже повернулась к Ковенанту. Он смотрел на нее так, словно изумление приносило ему боль. И тут ее улыбка пропала. Колокольчики словно взорвались в яростном перезвоне то ли удивления, то ли страха.
— А ты — нет, — отчетливо, почти по слогам произнесла гостья.
И на глазах путешественников словно растворилась в осеннем полудне, не примяв ни травинки на золотистом от солнца лугу.
Глава 7
Элемеснеден
Линден зажала уши руками и, наконец, смогла заставить колокольчики замолчать, но не потому, что звук шел извне, а потому, что это движение помогло ей сконцентрироваться и собрать волю в кулак, чтобы прекратить или хотя бы ослабить их трезвон. Несмотря на легкий осенний морозец, ее лоб покрылся крупными каплями пота. «Солнцемудрая»? Ей стало страшно.
Тут слух возвратился к ней, и она услышала, как Ковенант, не переводя дыхания, сыплет проклятиями. В его голосе звучала ярость, раскаленная добела, иссиня-белая, как костяшки его сжатых в гневе кулаков. Подняв голову, Линден увидела, что он смотрит на траву в том месте, где исчезла Дафин.
Харучаи стояли как вкопанные, и по их бесстрастным лицам было трудно определить, как они относятся к визиту незнакомки. Хоннинскрю сидел, обхватив голову руками то ли от боли, то ли от отчаяния. В глазах Мечтателя светился вопрос, причем ответ на него он искал почему-то у Линден. Красавчик, ухватившись за локоть Первой, заглядывал жене в лицо, а та подозрительно и пристально рассматривала Линден и Ковенанта, Вейн, как обычно, стоял без движения, но на его эбонитово-черном лице застыло выражение откровенного злорадства.
— «Солнцемудрая»? — наконец нарушила тишину Первая. — Что это вообще такое: «Солнцемудрая»?
Линден сделала шаг в сторону Ковенанта, но отпрянула от потока ругательств, которые, как ей показалось, теперь были адресованы ей. Не в силах вынести всего этого, она жалобно прошептала:
— Я не понимаю… Вы же знаете, что я не… Это не обо мне.
— Черт тебя побери! Конечно же, это сказано о тебе! — взорвался Ковенант. — Ты вообще когда-нибудь чему-нибудь здесь научишься?!
Линден съежилась от обрушившейся на нее ярости. Слова Дафин «А ты — нет» подняли в нем такую волну гнева, что будь она материальна, то, выплеснувшись, затопила бы весь мэйдан. Он-то не умел воздействовать на изменения, вызванные Солнечным Ядом. И ведь именно из-за него элохимка вдруг прервала свой визит.
— Так кто такая «Солнцемудрая»? — Первая настаивала на ответе, и в ее голосе зазвучал металл.
— Это та, которая способна контролировать Солнечный Яд, — почти прорычал Ковенант. Он болезненно переживал собственную неполноценность.
— Они не примут нас, — с горечью прошептал Хоннинскрю. — О, эти элохимы!
Линден лихорадочно соображала, как ей ответить Ковенанту, чтобы не разбередить его раны еще больше. «У меня же нет никакой особой силы и власти!» Пот заливал ей глаза, и все кругом расплылось, как в тумане. Общее настроение спутников казалось ей чудовищно противоестественным здесь, на опушке щебечущего, полыхающего дивными красками Лесного Кольца, на границе с благоуханным золотистым мэйданом. Как можно здесь гневаться и яриться? Или именно непоколебимое спокойствие, разлитое здесь, вызвало этот накал страстей? Но нет — Линден вслушалась и вгляделась в окружающий ее мир, — нет, нет. Чудесный воздух действовал как успокоительный бальзам и не мог вызвать ни боли, ни страдания.
Но, сняв блок со своего восприятия, Линден снова стала доступна для навязчивых колокольчиков. Они звенели все громче и громче, словно приближались. Вскоре в ее голове уже не осталось ни одной мысли, только звон, звон, звон… Откуда-то из дальнего далека прорвался голос Красавчика, звучавший рядом с дивной мелодией колокольчиков дико и несуразно: