Первое лето

Дядя Коля нахмурился:

— А вот это ты напрасно, Митрий! Тебе-то грех жаловаться, грех, грех!

Я смотрел на дядю Колю и думал: «Интересно все-таки, сколько он добыл золота? Давеча, когда Димка спросил об этом, старатель ушел от ответа. Видно, нарочно не говорит, боится сглаза. Но ясно было, что в загашнике у него кое-что есть, может быть, и полная бутылка того песочка, которая тянет, подумать только, без малого шестнадцать килограммов.

Дорогу нам перебежала белка. Дядя Коля отчаянно захлопал в ладоши, крикнул:

— Держи вора!

Я спросил, почему он зовет белку вором.

— Да я так, шучу, — засмеялся дядя Коля.

Он и после часто шутил, смеясь над собой и над нами, вспоминая всякие забавные случаи.

Когда мы вошли в самый дальний конец ущелья, золотоискатель начал кланяться чаще, чем раньше. Не отрывали глаз от земли и мы с Димкой. За каждым камнем и камушком, особенно на дне ручейков, нам чудились золотые самородки.

— Здесь бы пару шурфов пробить… Жаль, времени, да и силенок маловато. Вы, пацаны, хорошенько запомните это место. Пригодится.

Дядя Коля опять там-сям копнул лопатой, тщательно промыл грунт в лотке. Обрадовался: «А я что говорил!» В самом деле, на дне лотка осталась маленькая щепотка золотых крупинок. Однако было уже поздно, начинало смеркаться. Солнце завалилось за вершины деревьев, быстро темнело, как это бывает в августе. Мы решили, что завтра утром отправимся сразу сюда, в этот конец ущелья, попробуем здесь еще покопаться и помыть, и повернули обратно.

От избушки тянуло жилым духом. Вот ведь немудреное строение — стены да крыша, — а кажется, дороже его для тебя сейчас нет ничего на свете.

Мы с Димкой разулись. Дядя Коля тоже скинул мокрые сапоги, повесил сушить портянки и, как-то косолапо ступая босыми ногами, заметно прихрамывая, принялся разжигать костер и кипятить чай. Было тихо. Только Малая Китатка журчала и журчала себе помаленьку. Ей что день, что ночь — все равно.

Федьки еще не было, где-то задержался, думали мы.

Вдруг дядя Коля встал и навострил уши:

— Идет!

Мы с Димкой тоже встали и тоже прислушались:

— Кто идет? Федор?

— Нет, Михаил Потапыч. Да, точно, Михаил Пота-пыч. Ну, давай-давай, посмотрим, какой ты есть! Давненько не виделись.

Я не поверил. Надо было обладать каким-то особенным слухом, чтобы услышать, уловить медвежьи шаги. Но вот кусты на том берегу Малой Китатки задергались, закачались… Признаться, я ожидал, что сейчас из кустов выйдет Федор с двустволкой и глухарем в руках, а вышел и правда хозяин тайги. Вышел, обнюхал воздух и слегка рявкнул в нашу сторону.

Я смекнул, что перемахнуть через речку ему ничего не стоит, и невольно попятился к избушке. Димка остался там, где стоял. Он и здесь хотел показать свой характер.

— Пей, да топай себе, нечего тут… — спокойно проговорил дядя Коля.

Косолапый подошел было к речке, потом отступил на шаг или два, громко заревел и замотал башкой. Как и тот медведь, которого мы с Димкой повстречали на первом привале, он, наверное, рассердился не на шутку.

— Ну что ты, дурень? А ну-ка дай! — Дядя Коля решительно взял одностволку, вогнал в казенник патрон, заряженный дробью, и так же решительно направился к берегу, навстречу медведю.

Мы с Димкой стояли ни живые ни мертвые и ждали, что будет дальше.

Вот дядя Коля приблизился к самой кромке берега и взял ружье наизготовку. Теперь зверя и человека разделяло расстояние шагов в пятнадцать, вряд ли больше. Оба они стояли и смотрели друг на друга. Медведь сердито, раздраженно поревывал. Дядя Коля в ответ добродушно выговаривал ему, как будто имел дело не со зверем, а с человеком. Наконец, видя, что уговоры не действуют, он одной рукой вскинул ружье и пальнул в воздух. Для медведя это, кажется, было полной неожиданностью. Решив, что искушать судьбу дальше не стоит — можно поплатиться шкурой, — он повернулся и косолапо натрусил туда, откуда пришел. Только мы его и видели.

— Федот да не тот, — сказал дядя Коля, возвращаясь к избушке и отдавая Димке одностволку. — Я-то думал, что это старый мой знакомый в гости припожаловал. Был тут у меня один… Подобрал я его крохой, двух или трех месяцев от роду. Ну, приютил, вырастил… Бывало, куда бы ни пошел, и он за тобой. Ни на шаг не отстанет. Или здесь, возле избушки — начнет куролесить, умора, да и только. Так и жили мы до осени. Я, понятное дело, смотал удочки, а Мишка здесь остался. Куда его возьмешь, такого? На другое лето являюсь, живу себе, золотишко промышляю… Однажды гляжу, мама родная, здоровенный зверюга. Косолапит прямо к избушке. Э-э, думаю, старый знакомый… Так и стал Мишка ко мне в гости похаживать. Близко не подходил, чего не было, того не было, врать не стану. Остановится шагах в двадцати и стоит на задних лапах, ждет, выпрашивает. Я тогда весь сахар ему скормил. Любят эти звери сладкое — мед, сахар… На следующее лето я сюда не заглядывал — меня поманили-позвали новые места, — а через годик заявился снова, Мишка и носа не показал. Осерчал, не иначе.

— Дядя Коля, а может, это все-таки тот самый?