Первое поле

– Неа, на край планшета уходили с ночёвками. А так с мая тут и кантовались, – ответил Матвей. – Курорт, однако!

– Вижу, что курорт, – хохотнул Леонид. – По одёжке и лицам видно. Всё, поели. Собираемся, грузимся – и в цивилизацию.

Вася с Матвеем собрали палатку, перенесли рюкзаки к самолёту. Лёня откинул своё сидение и, принимая от рабочих скромную поклажу, закладывал её куда-то в брюхо аэроплана. Затем спрыгнул с крыла и скомандовал недоверчиво смотрящим на всё это рабочим:

– Забирайтесь в плацкарту.

Матвей забрался на крыло, заглянул вовнутрь и увидел эту самую плацкарту. Обернулся к лётчику.

– Не шикарно, согласен, – понимая выражение лица Матвея как полнейшее удивление, – но через полтора часа будете дома. Потерпите.

И ребята забрались в эту трубу, раскатали палатку и улеглись на неё. Рюкзаки положили под головы, даже почти сидя получилось.

– Ну как, нравится? – спросил Леонид.

– Так т-тут и сп-пать зап-просто, – ответил Вася.

Пилот защёлкнул сидение, отчего и Матвею, и Василию стало темно в этой плацкарте, и забрался в кабинку. Кабинка была без крыши, только лобовое окно.

– Запускаю, – громко сказал Леонид, и тут же что-то засвистело, двигатель чихнул, брюхо задрожало вместе с плацкартой. Двигатель просто взвился в своём рёве, и самолётик дёрнулся и затрясся по косе. «Обидно, – подумалось Матвею, – не простился с лагерем, и ни одной щелки нет, посмотреть». И тут этот Як‑12 оторвался от земли, и дальше только вполне ровный звук двигателя, ветра за бортом. Матвей крикнул Васе:

– Как ты там, Василий?

Василий, не отвечая (он лежал ближе к пилотскому сидению), поднял большой палец вверх. Полтора часа и вправду прошли незаметно! Матвей немного помечтал о том, как появится в Москве, придёт в школу. Как вокруг него, загорелого и возмужавшего, соберётся класс, и заснул. Проснулся от тряски, когда сели, дождался остановки двигателя. Слегка оглох от всего этого, но весело крикнул:

– Вася, вы выходите?

Ещё немного Сибири

Но мы-то возвратились, и это – не пустяк,

И будем петь, пока ещё не вечер

В болотных сапогах с закатанными верхней частью на колени ботфортами. В энцефалитке, прожжённой до белизны солнцем и кострами, пропитанных потом, но тщательно выстиранных энцефалитках. С тайным для окружающих ощущением вернувшегося в порт флибустьера, или, на худой конец, опять же прожжённых путешественников, или геологов-полевиков Матвей открыл дверь в чайную, как открывают двери в цивилизацию, где есть ситро и пиво, вино и весы, счёты и буфетчица. А в руках напрочь забытое шуршание бумажных денег и брезжащая на безмятежном горизонте счастливая жизнь с лифтами и троллейбусами. Удивительное дело, но Матвей по дороге к прилавку сначала сбил алюминиевый стул, покраснел и извинился перед вскинутой головой в белом чепчике – продавщицей. И только извинился, совершенно не понимая, как это происходит, тут же опрокинул стол. И только Матвей подхватил не успевший упасть стол и поставил его на четыре ноги, как снова свалил стул. «Да что за напасть, – подумал про себя Матвей, – мебель под ноги бросается!» И, пока поднимал и устанавливал на четыре ноги очередной стул, услыхал женский, с ехидцей голос продавщицы:

– А, геологи! Натопались в тайге на свободе, заширели, раскачивает как на море.

Матвей стоял перед продавщицей и стеснялся.

– Привыкайте, ребятушки. Тут у нас тесновато.

Из всего обилия на полках за прилавком выбрал конфитюр (он Матвею даже снился!) и по бутылке ситро. Продавщица внимательнее всмотрелась в лица покупателей и признала в одном из них, обветренном, совсем не мужика, а, ну, не ребёнка, но явно школьника, быстро сообразила, что план по продаже алкогольной продукции на них не сорвёшь, и охотно заговорила:

– Откуда будете? – уже совсем материнским голосом поинтересовалась продавщица.

– Из тайг-ги, мать, не в-видно, что ли! Вон Мат-твея всего шат-тает, – стараясь свернуть (обернуть) падение стульев в шутку, ответил Василий.

– Вижу, что не из ДК, а откуда?

Матвей сообразил первым и пришёл на помощь Василию:

– С реки Ингили прилетели, слышали такую?

– А к нам-то откуда прилетели? – допытывалась непонятливая продавщица.

И тогда Матвей понял, о чём она спрашивает, и протянул давно забытое слово:

– Москва!