Первое поражение Сталина

Сталин прежде никогда не связывал напрямую единство России с победой мировой революции. Не видел никакой зависимости между ними. Потому и оказался перед сложной лично для него моральной дилеммой. Открыто не согласиться с Лениным, решительно отстаивая собственную оценку событий и прогнозируя их развитие, внося тем самым смуту в и без того далеко пока не стройные партийные ряды в наиболее ответственный момент. Либо, скрепя сердце, признать хотя бы на словах правоту человека, перед которым он всегда преклонялся, забыв на время о своих убеждениях, принципах.

Выбирать Сталину предстояло вместе со всей партией. На её Всероссийской конференции, открывшейся 24 апреля (6 мая). Впервые проходившей в стране открыто, легально.

Форум большевиков собрал 149 депутатов, представлявших (но только по ничем не подкрепленным словам председателя мандатной комиссии Г.И. Бокия) 79 тысяч членов партии. Притом половину их составляли организации всего четырёх промышленных районов – Петрограда, Москвы, Урала и Донецкого бассейна. Они, как и прежде, в период подполья, по всем без исключения вопросам имели собственные взгляды. Потому-то поначалу отказались принять как абсолютно верные положения, изложенные Лениным в первом же, основополагающем и ключевом докладе – «О текущем моменте». Сводившиеся к одному-единственному, по сути, требованию: Советы рабочих и солдатских депутатов должны незамедлительно взять всю власть в свои суки. Потребовали содоклада одного из лидеров партии Каменева, настаивавшего на ином: «рано говорить, что буржуазно-демократическая революция исчерпала все свои возможности».³³

И всё же, Ленину, но только благодаря настойчивой поддержке Зиновьева, удалось убедить депутатов в своей правоте. Добиться от них полной поддержки всех им предложенных резолюций. И о переходе власти к Советам, и о незамедлительной конфискации всей помещичьей земли и её национализации, и об отказе в поддержке Временного правительства. Совершенно иначе прошло девятое заседание, вечером 29 апреля (11 мая), на котором обсуждали поставленный отдельно в силу значимости и злободневности национальный вопрос.

Выступал по нему докладчиком Сталин. Уже не просто делегат конференции, но член ЦК, избранный утром того же дня с третьим по поданным голосам результатом. В.И. Ленин получил 104 голоса, Г.Е. Зиновьев – 101, И.В. Сталин – 97, Л.Б. Каменев – 95, В.П. Милютин – 82, В.П. Ногин – 76, Я.М. Свердлов – 71, И.Т. Смилга – 53, Г.Ф. Фёдоров – 48.

Выходя на трибуну, Сталин уже принял решение. Он знал, как ему поступить. Не стал полемизировать с Лениным, вроде бы проигнорировав его высказывания. Начал речь с самого простого примера, не должного вызвать разногласий. Впервые прямо назвал ту область, с отделением которой от Россиян полностью соглашался, даже всячески поддерживал.

– Первый вопрос, – обратился Сталин к депутатам, – как устроить политическую жизнь угнетённых наций? На этот вопрос следует ответить, что угнетённым народам, входящим в состав России, должно быть предоставлено право самим решать вопрос, хотят ли они оставаться в составе Российского государства или выделиться в самостоятельное государство. Сейчас перед нами конкретный конфликт между финляндским народом и Временным правительством. Представители финляндского народа, представители социал-демократии требуют от Временного правительства возвращения народу тех прав, которыми он пользовался до присоединения к России. Временное правительство отказывает в этом, не признавая финляндский народ суверенным. На чью сторону мы должны стать? Очевидно, на сторону финляндского народа, потому что немыслимо признание насильственного удержания какого бы то ни было народа в рамках единого государства. Выставляя принцип права народов на самоопределение, мы поднимаем тем самым борьбу против национального гнёта на высоту борьбы против империализма, нашего общего врага.

Отдав, таким образом, непременный долг генеральной идее марксизма, Сталин поспешил вернуться к своей.

– Вопрос о праве наций на самоопределение, – преднамеренно и настойчиво повторяясь, продолжил он, – непозволительно смешивать с вопросом об обязательности отделения наций в тот или иной момент. Этот вопрос партия пролетариата должна решать в каждом отдельном случае совершенно самостоятельно, в зависимости от обстановки.

Признавая за угнетёнными народностями право на отделение, право решать свою политическую судьбу, мы не решаем тем самым вопроса о том, должны ли в данный момент отделиться такие-то нации от Российского государства. Я могу признать за нацией право отделиться, но это ещё не значит, что я её обязал это сделать /выделено мной – Ю.Ж./…

С нашей стороны остаётся, таким образом, свобода агитации за или против отделения, в зависимости от интересов пролетариата, от интересов пролетарской революции… Я лично высказался бы, например, против отделения Закавказья, принимая во внимание общее развитие в Закавказье и в России…