Первое поражение Сталина

Видимо, Сталину очень тяжело дался вынужденный отказ от предложения съезду провозгласить назревшую необходимость создать унитарное государство. Согласие признать неизбежность при сложившихся обстоятельствах федерации, да ещё и национально-территориальных образований, возникших, утвердившихся как следствие Гражданской войны, как необходимая уступка оказавшимся слишком сильными сепаратистским тенденциям у руководства республик. Хотя советских, социалистических, но вместе с тем и национальных. Судьба автономий не вызывала вопросов – они с создания являлись неразрывными частями РСФСР. К ним же, несомненно, следовало отнести Туркестан, который уже в момент провозглашения был объявлен Республикой Российской Советской Федерации и лишь пока не нёс в названии слова «автономный». Того же (должен был быть уверен Сталин, основываясь на декларации I Всебелорусского съезда Советов – «начать переговоры… по установлению федеративной связи» с Российской Республикой) следовало ожидать и в отношениях с Минском.

Могли вызвать сомнения (да и не только у Сталина) формы будущих политических связей с Украиной, Азербайджаном, с не упомянутой в тезисах Арменией, только что вошедшей в число советских социалистических республик. Именно потому и пришлось Сталину настойчиво взывать, обращаясь, скорее всего, только к ним: «Опыт России… целиком подтвердил всю целесообразность и гибкость федерации как общей формы государственного союза советских республик…

А затем далеко не случайно добавил, преднамеренно делая акцент на слове «добровольный», дабы избежать вполне возможных обвинений в давлении, принуждении:

«Федерация может быть прочной, а результаты федерации – действительными, лишь в том случае, если она опирается на взаимное доверие и добровольное согласие входящих в неё стран… Добровольный характер федерации обязательно должен быть сохранён и впредь, ибо только такая федерация может стать переходной формой к тому высшему единству трудящихся всех стран в едином мировом хозяйстве, необходимость которого становится всё более и более осязательной».

Легко заметить, что слова о «единстве», «трудящихся всех стран» и «мирового хозяйства» выглядят весьма абстрактно, если не двусмысленно. Понимать их можно было как заблагорассудится. Связывать и с грядущей победой пролетариата на земном шаре, и только на территории бывшей Российской Империи. Несомненно, Сталин таким образом пытался угодить сторонникам мировой революции, которых ожидалось на съезде немало, и привлечь их на свою сторону.

Тем Сталин завершил два раздела тезисов из трёх. Посвятил их исключительно проблеме воссоединения советских республик в едином государстве, что к национальному вопросу имело довольно косвенное отношение. В третьем же, последнем разделе, призванном раскрыть суть предстоящей работы партии в данном направлении, снова вернулся к прежней теме, как видно, волновавшей его более всего. К тому же, рассматривал создание федерации как результат уже решённой (и решённой положительно) задачи.

Доказывала то характеристика населения не только РСФСР, но и «связанных с ней советских республик» (как неделимого целого). Состоящего из 115 миллионов жителей Центральной России, Белоруссии, Украины и некоторой части Азербайджана, Армении (которые «прошли в той или иной степени период промышленного капитализма») и 25 миллионов, «сохранявших в большинстве случаев скотоводческое хозяйство и патриархально-родовой быт». Вот последним создание федерации и должно было помочь:

«а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национальному облику этих народов;

б) поставить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения;

в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно-просветительные учреждения на родном языке».

Так, чуть ли не слово в слово, повторил все требования, которые выдвигали в Эстонии и Латвии, на Украине и в Грузии ещё весной 1917 года, ставили их перед Временным правительством, как не влияющие на целостность страны. Требования всего лишь буржуазной революции. Но на этом длительном и нелёгком культуртрегерском пути Сталин сумел разглядеть два очень опасных подводных камня. Два уклона, которые избежать очень трудно.

«С одной стороны, – писал Сталин, – работающие на окраинах великорусские коммунисты, выросшие в условиях существования «державной» нации и не знавшие национального гнёта, нередко преуменьшают значение национальных особенностей в партийной работе, либо вовсе не считаются с ними, не учитывают в своей работе особенностей классового строения, культуры, быта исторического прошлого данной нации… Это обстоятельство ведёт к уклону от коммунизма в сторону великодержавности, колонизаторства, великорусского шовинизма.