А ещё нельзя спускать дар с поводка. Нельзя, потому что мыслей тогда становится слишком много, чужих, прилипчивых, злых и испуганных. Нельзя, но я сделала. И замерла, оглушенная непривычным потоком. Сколько я удерживала блок? Три года, да. Тогда воспользовалась, чтобы сбить Ищеек со следа. А сейчас, надо же, ради спасения бедных девушек. Их ведь ещё много, тех, кто желал внимания Темного, и получил его сполна. И я поймала отголоски мысли среди беспорядочного мотка, поймала тихий голос Лиз, девушки из прислуги, ей же лет тринадцать всего! Она всегда приносила мне свежие газеты, а я кормила её пирогом. Сегодня не принесла!
Я рыкнула тихо, но вполне отчётливо и рванула в ту сторону, откуда веяло страхом и безнадежностью. В дом мэра я зашла через парадный вход. Зашла и остановилась в холле, потом прошла на кухню, мимо озадаченных слуг, тут же затирая им память, прошмыгнула в погреб, оттуда в комнату, откуда ощутимо фонило магией. Так фонило, что картошка в деревянном ящике у стены пустила зелёные побеги. Дверь была спрятана качественно, старательно, но кроме отвода глаз больше защиты не было, поэтому я вошла в лабораторию спокойно, беспрепятственно.
— Надо же! Явилась! — Снисходительно улыбнулся мэр. Темным лордом он, к слову, не был. И магией обладал в самой зачаточной её форме — пульсар создать мог и на этом спасибо. Поэтому отвод на двери явно не его работой был, слишком мощная штука. Хотя… если накладывать в несколько стадий, периодически подпитывая, то… Нет, все-таки работал не один.
Я сплела щит, не забыв пустить заклинание-поисковик, а затем огляделась. Комната, где мэр проводил эксперименты, была просторной. Вдоль стены — три кровати, на каждой из которых лежали девушки. Лиз единственная пребывала в сознании, но лежала тихо. Под заклинанием. Вторая — Зиден, кажется, — мирно спала, но я не могла поймать и отголоска мыслей. А третья… я взмахнула рукой, снимая с большого живота девушки белую простыню. Анабель, дочь мэра, некогда красивая и улыбчивая девушка сейчас больше походила на скелет, обтянутый тонкой бледной кожей, сквозь которую проглядывались синеватые вены. Синеватые. Везде, кроме живота, который был покрыт тонкими вздувшимися чёрными сосудами. Слишком большой. Чёрный. Чужой.
— Да, моя девочка покорила лорда. — с горечью произнёс мэр. — И даже смогла понести от него. Только вот… выжить она не сможет. Он сказал, что не сможет, и предложил убить дитя.
— Но Анабель на это не пошла.
— О, нет, моя девочка всегда была слишком доброй. Потому сказала, что готова умереть, но ребёнка родит. И я, старый дурак, поддержал. Я думал, она сильная, справиться. Не справилась.
— Девушки здесь зачем? — Я бросила взгляд на Лиз, которая мысленно все ещё молилась о помощи, но внешне не подавала абсолютно никаких признаков жизни.
— Ты же знаешь. — Мужчина покачал головой. — Я знал, что ты придёшь. Думал, с Ищейками. А ты глупая, одна сунулась.
Я хмыкнула, внимательно разглядывая старого знакомого и думая, что мне со всем этим делать. По всему выходило, что ничего хорошего.
— Именем Верховной Ведьмы, я ведьма Мария, приговариваю тебя к смерти за использование жертвенной магии. У тебя есть последнее слово?
— Сама сдохнешь! — Зашипел маг и кинулся ко мне.
Это было нехорошее последнее слово, поэтому через пару мгновений мужчина схватился за голову и осел на пол. Из носа его потекла тонкая струйка крови. Глаза налились красным. Вот и все.
Я же повернулась к Лиз и приказала ей заснуть, а затем подошла вплотную к погруженной в стазис Анабель. Слишком много тьмы. Слишком. Но я закрыла глаза, внимательно разглядывая причудливый танец первородного пламени под кожей беременной женщины. Плод жил, питался силой матери и жил. Семь месяцев. Не выживет, если достать сейчас. Или..?
— Это не мой ребёнок. — Спокойно заметил лорд Лайссен. — Я прибыл не так давно, срок слишком давний. К тому же, я бы не позволил своему семени прорасти в простой человечке. Зачем убивать женщину, подарившую мне себя?
— Но вы знали о том, что здесь происходит. Знали и ничего не сделали!
— Знал. И не сделал. Мне было интересно, получится ли у него что-то. Если бы получилось, тёмные рода обрели бы возможность беспрепятственно продолжать свои родословные, с кем угодно. Наши жены бы не умирали.
Я кивнула. Разумеется. Умирали бы другие женщины. Те, кто никому не нужен. Такие как Лиз.