Первое предательство

Теперь монах осознал, как глупо поступил. Когда живот сводило от голода, он с печальной улыбкой вспоминал историю о постящемся иноке. Голодание — добродетель, но только в том случае, если ты выбрал его по собственному желанию. Если предложат тарелку супа либо шанс прочитать первым за две сотни лет манускрипты Александра, Джосан предпочел бы суп.

Жизнь смотрителя маяка теперь казалась полной роскоши, хотя тогда он этого не замечал. Еда хоть и простая, но обильная, крыша над головой, чтобы укрыться от погоды и сладко проспать всю ночь, не задумываясь о беспокойствах. Всего этого беглец лишился, когда пришлось оставить остров.

Чужак не убил Джосана, но в некотором смысле забрал его жизнь. Изгнанник потерял больше, чем комфорт — лишился уверенности, кто он. Даже когда смотритель томился в ссылке, знание того, что он монах и член ученого сообщества, давало безопасность и внутреннюю защищенность.

Однако незнакомец доказал, что Джосан больше, чем ученый. Он, оказывается, мог убивать, если его провоцировали. Однажды разоблаченные, подобные истины не забываются.

Даже если бы обвинения Марко не заставили монаха уйти, он прекрасно понимал, что однажды пришлось бы покинуть остров самому. Оставаться там — значит признавать ложь. И хоть боязнь правды, которая могла открыться, сдерживала порывы, жить в незнании бесконечно невозможно.

Беглец пришел на материк, чтобы найти ответы и решить проблемы, к которым подтолкнул его чужак. Кто послал убийцу? Почему от него хотели избавиться? Почему Ученые Братья отправили его на остров? Почему настаивали чтобы он не возвращался в Каристос? Какие преступления скрывались в памяти, все еще замутненной болезнью?

Найти ответы на все вопросы — достойная цель. Но она вытеснялась другой, более важной, направленной на выживание. Известия о предполагаемых преступлениях Джосана быстро достигли материка, и теперь за ним охотились. Обритая голова не давала спрятаться среди тех, кто слышал о монахе-предателе.

Не раз ему удавалось сбежать от преследователей. Беглец исхудал, поскольку теперь полагался только на посредственные умения добывать пищу и на кражи, которые время о времени совершал. Каждый раз, когда брат крал, он долго потом стыдился и клялся, что это — в последний раз. Но в следующий раз, когда от голода тряслись конечности, а голова кружилась, Джосан забывал об угрызениях совести.

Проходили месяцы, отросшие волосы и оборванная одежда сводили к минимуму вероятность быть узнанным. И все же, поскольку в маленьких деревнях на любого незнакомца смотрят с подозрением, Джосан не мог оставаться там надолго, чтобы воровать или выпрашивать еду. Поэтому монах осторожно начал продвигаться на юг, к более густонаселенным областям провинции. Если на пути встретится относительно большой город, тогда там можно затеряться в толпе, чтобы заработать на пару горячих обедов, а может даже, и пару монеток в пустой карман.

Он до сих пор нуждался в ответах, однако прекрасно понимал: чтобы их отыскать, необходимо выстоять. Выживание — тема актуальная для каждого дня, нельзя проигнорировать некоторые знаки: лето постепенно сдавало свои позиции зиме. Сады и поля вскоре опустеют, и тогда нечего будет есть. Божьи твари, с которыми Джосан делил лес, все больше толстели, подготавливаясь к длинной зимовке, в то время как он становился все тощее и удрученнее.

А потом наступила настоящая катастрофа, когда на его временный лагерь набрели охотники. Тогда беглец сгреб в охапку все, что успел, и постарался спастись бегством в бору, преследуемый злобными криками.

Он не знал, что привело деревенских к шалашу: может, то действительно были охотники, вышедшие на след, или же они искали его намеренно? Брат понимал, что слишком долго оставался на одном месте, хотя деревня не казалась совсем уж маленькой, чтобы заметить исчезновение одного цыпленка, а в амбаре, где хранили зерно, не было ни замка, ни собаки. Да и сам он не настолько расслабился, чтобы потерять осторожность — специально устроил лагерь подальше в лесу, чтобы никто не смог отыскать укрытие. Как бы то ни было, Джосан ошибся.

А сейчас ситуация хуже никуда. Лишившись убежища, он потерял одеяло и запас еды. Самое обидное, трут и кремень остались в шалаше. В спешке монах схватил мешок, в котором лежали одежда и письменные принадлежности. Трудно оказаться в положении еще более бедственном, чем сейчас.