Его глаза. Рив ни на секунду не разрывал наш зрительный контакт. Все время, пока двигался во мне, он не отводил от меня взгляда. Смотрел с неослабевающим напряжением. Смотрел на меня так, будто я важна для него. Раньше на меня никогда так не смотрели мужчины, когда трахали так, как мне нравилось. А любила я грубо и жестко. Мне нравилось, когда меня унижали, когда надо мной доминировали, приказывали. Мне нравилось отдавать инициативу в руки мужчины, будто я кукла, которую не волновало, что шершавый деревянный край стола впивается в спину. Которую не волновали несдержанные толчки, словно разрывающие на части.
Как мог кто-то вытворять со мной такое и при этом так смотреть? С чем-то во взгляде, похожим на любовь?
Как я могла позволять кому-то так обладать мной и при этом чувствовать себя лучше, чем когда-либо? Чувствовать к нему больше, чем когда-либо к кому-либо вообще?
После этой ночи Рив старался больше не показывать мне этих чувств. Обычно он брал меня сзади, и нам не приходилось смотреть друг на друга. И очень часто я кончала. Бурно. Снова и снова. А иногда секс был обычным, и он старался в основном для себя. Но он всегда был жестким. Несдержанным. Трахал меня, куда и как хотел: грудь, рот, киску. Рив сказал, что хотел когда-нибудь в будущем попробовать взять меня в попку.
А иногда, изредка, среди ночи он проявлял нежность. Прижимал к себе, целовал, обнимал. Позволял мне воспарить в небеса от удовольствия, но в то же время взглядом удерживал душу на земле. Говорил мне слова, которые ни за что не произнес бы при свете дня. Слова, которые я ни за что не произнесла бы в ответ.
В такие моменты я наиболее сильно ощущала нашу с ним связь. И в такие моменты Рив пугал меня больше всего.
Глава 17
После того, как бросили Лиама, мы с Эмбер провели несколько лет на элитном курорте в Мексике, обеспечив себе постоянное проживание в одном из номеров, трахаясь с менеджером и иногда с его сыном. А в остальное время ― с другими постояльцами отеля. Например, с вышедшими на пенсию мужчинами, кошельки которых были битком набиты деньгами. Они были готовы переспать с кем угодно. И секс с молодой доступной блондиночкой ― просто апогей их путешествия.
С того момента мы с Эмбер перестали быть одним целым. Хотя иногда все еще делили мужчин. Но чаще ― нет. Конечно, это было опаснее, чем проводить все время с одним мужчиной. В качестве любовницы. Но были моменты во время «мертвого сезона», когда мы получали куда меньше внимания, чем нам хотелось бы. Правда благодаря системе обслуживания «все включено» мы всегда были сыты, но иногда на какие-то мелочи для себя денег не хватало. Например, на эпиляцию воском, педикюр и противозачаточные. Раз в пару месяцев мы тратили кучу денег на курс антибиотиков в клинике, чтобы разобраться со всеми ЗППП, которые могли подхватить.
Но насколько рискованно бы это ни было для нашего здоровья, все же, я решила, что так безопасней. В эмоциональном плане. Так никто не сблизился бы со мной. Никто не узнал бы реальную меня. Или я просто так уверяла себя.
Мне было двадцать один, когда Эмбер впервые выручила меня.
Все началось там, где мы часто заводили интрижки в прошлом ― в баре. Мы с Эмбер наслаждались вечерними шоу, а потом сидели за барной стойкой и ждали, пока кто-нибудь подойдет к нам. Кто-то обязательно обращал на нас внимание. Эти мужчины были, как правило, старше моего отца. Но однажды я познакомилась с богатеньким студентом по имени Аарон. Он рассказал мне, что провел все лето на курорте, продавая рискованные акции богатым старперам. «Мы так похожи», ― подумала я тогда. ― «Оба охотимся на морщинистых республиканских толстосумов».
Мне понравилось чувствовать в ком-то родственную душу. И Аарону, казалось, я тоже понравилась. Он купил мне симпатичные вещицы в сувенирном магазине. Покатал на яхте своего отца. Затащил в постель. Аарон был наглым, самоуверенным мудаком. Но он нравился мне. Нравились его извращения в постели. Иногда он связывал меня или использовал зажимы на сосках. Временами надевал на мою шею ошейник. Иногда мог ударить, и это было довольно-таки чувственно. Но подчас он мог ударить меня, и это приносило лишь боль.